Почему мушкетёров – четверо, или На чём держится боевая мужская дружба

Сердца четырёх

«А почему так часто в произ­ведениях литературы и искус­ства мужчины дружат по чет­веро?» – спросили у меня. За­думался. Действительно ведь: три мушкетёра – удивительное название, на деле их четыре с Д’Артаньяном. «Четыре танки­ста и собака», «Ирония судьбы», «О чём говорят мужчины»…
Первое, что приходит в голо­ву, – основных-то темперамен­тов тоже четыре. Сангвиник, флегматик, меланхолик, хо­лерик. Вот и создаётся у писа­теля соблазн создать компанию, а подчас – команду, в которой были бы собраны все позитив­ные, полезные качества разных людей, они бы преобладали, а от­рицательные – уравновешива­лись. Давайте с этой стороны посмотрим на тех же трёх муш­кетёров. До появления сангви­нического гасконца компашка была неполная: мечтательный и меланхоличный Арамис, хра­нящий внутри душевную бурю Атос, увалень Портос… И тут появляется тот, кто превраща­ет виноградный сок в вино, за­кручивает интригу, постоянно нуждается в поддержке – но и сам готов поддержать друга без раздумий и калькулятора…
Из собственных наблюдений, а не из Дюма, могу сказать, что волшебное совпадение че­ловеческих и профессиональ­ных качеств случалось и в моей личной практике. Один очень важный проект мы делали вчет­вером – и там всё опять срослось. Думаю, мы успели с подвеска­ми – в газетно-журналистском плане. Промолчу про свои ка­чества. Но среди нас был упря­мый проводник неких канонов. Взрывотехник, впрочем, скорее, буровик, творчески продвигав­ший наш земснаряд вперёд. Добродушный мастер, готовый десяток раз в любую полночь переделать начатое, если это ка­залось нам нужным и верным. Нас в сердцевине было четверо – не в обиду тем, кто ещё помогал, а особенно – не мешал.
 
Что касается танкистов, то в легендарном Т‑34 конструк­цией и уставом предусмотрен экипаж из четырёх человек. Ни больше ни меньше. Ничего не попишешь. Командир, меха­ник-водитель, командир башни, радиотелеграфист-пулемётчик. И обратите внимание, как форми­руется кинематографический эки­паж в новом фильме, который бьёт все рекорды посещаемости наших кинозалов. Есть несомненный заводила отечественного отлива, не знающий ни страха, ни упрёка, есть основательный и безотказный опорный, без которого не поле­тишь, не поедешь, не победишь, есть безрассудный, но фартовый и есть тихий, с душой и ико­ной, который вынесет с Божьей помощью там, где материальный ресурс покажется исчерпанным.
Кино – оно, конечно, не жизнь, но схватывает иногда самую суть. В мужском коллекти­ве, который редко успешен, если не пронизан искренними чувства­ми (не обязательно, кх-м, нежной дружбы), не может быть четырёх начальников. Это конец света! Ка­кая дружба! Тут два начальника, а это типичная ситуация в газет­ном, скажем, деле, где гендиректор схлёстывается с главредом, могут принести хаос и разрушение из­данию и коллективу! Но и четыре добродушных демпфера, о кото­рые разбиваются в мелкую морось любые штормовые волны, – беда не меньшая.
Тут ведь дело какое… Это ведь только кажется, что в «Иронии судьбы» по сюжету дело трёх остальных друзей – разлить до краёв и помахать уезжающе­му в Ленинград Жене Лукашину. Кто‑то из друзей должен был уга­дать зов судьбы. Кто‑то – дове­сти дело до посадки пассажира на рейс. Не будь у Мягкова Шир­виндта, Буркова и Белявско­го – не видать ему прекрасной полячки Барбары Брыльской как своих ушей! Ну представьте, что вместо этих московских офисных молодцов Рязанов по старой памяти приглашает Никулина, Моргунова и Вицина. Страшно подумать, как развивался бы сю­жет и куда прилетел бы Шурик… вернее, Женя.
Ну и вот ещё о чём. О судьбе другого прекрасного и доброго польского фильма «Четыре тан­киста и собака». Там тоже вполне были выдержаны мужские типа­жи. В том числе и Саакашвили – такова фамилия механика-води­теля. Он по фильму устаёт объяс­нять, где находится Грузия, вы­бирает себе родиной небольшой польский городок и вообще – ко­мический персонаж на фоне более героических друзей. Все три сезо­на (конец шестидесятых – начало семидесятых) сериал бил рекор­ды, в него играли дети – и с теплотой, выросши, вспоминают его и в России, и в Польше. А вот современные политики фильм запретили, хотят совсем вычеркнуть из истории и его, и боевую мужскую дружбу.
А я, пожалуй, его пересмо­трю. И другие важные для меня фильмы. Что‑то мне подска­зывает, что друзей в этом вопросе у меня будет побольше четырёх.