Татарстан

Общественно-политическое издание

Здесь побывал «Татарстан»
С последним купеческим приветом

С последним купеческим приветом

Старые купеческие домики Казани потихоньку сходят на нет. Не вписываются в новый контекст. Нависают над ними элитки - теснят, выживают.

23 октября 2016

К этому, видимо, стоит отнестись философски. Местами долгожителей ещё можно встретить – на Волкова, Низенькой, Овражной, Ульянова-Ленина, да и по отдельности в других частях города. Когда-то они пахли стружкой, масляной краской. Купцы шумно справляли новоселье, кошек вперёд себя запускали. Теперь от них веет затхлостью.
Можно, конечно, сохранить один-два дома. В отремонтированных стенах открыть музей, сувенирный магазин, кафе, но прежний жизни уже не вернуть… С попыхивающими самоварами на веранде, с выездами в ресторацию в пролётке с рессорами, с театральным выходом многочисленного семейства в церковь или мечеть…
Но мне повезло. Я ещё застал обитателей этих домов. Последних из могикан, помнящих прежнюю жизнь!
 101_1069
Купеческая дочь
Однажды мама взяла меня к старушке, за которой ухаживала. Кажется, та была родственницей какой-то её заболевшей подруги. Надо было принести лекарства, еду. И вот идём пешком от нашего дома на Тихомирнова до Щапова – не очень далеко, но уже темно и безлюдно на улице. Дело в том, что в эти дни по телевизору начали показывать первый советский «сериал» – «Семнадцать мгновений весны». Пока шли, я всё смотрел как мигает в окошках «голубой огонёк» немногочисленных тогда телевизоров. У нас был «Темп-3» и когда начиналась какая-то интересная телепередача дедушка стучал в стену к соседям. Порой в домашний «кинозал» набивалось человек семь.
Я был ещё маленьким и фильм этот не особо меня интересовал, поэтому я охотно пошёл к «дворянке», как сказала мама. На деле «дворянка» оказалась купчихой, отец которой владел двухэтажным домом с большим фруктовым садом напротив «Эрмитажки».
Мы вошли во двор сквозь глухие ворота, поднялись по тёмной скрипучей лестнице с красными глазами внимательно рассматривающими нас из угла. Чертёнок! Постучались в пухлую дверь. На стук высунулась раздражённая женщина (оторвали от телека) и узнав, что мы к Варваре Ивановне, ткнула пальцем в угол и убежала.
100_0585
В комнатушке, где с трудом умещалась железная кровать с пуховыми подушками и одно старинное кресло, проживала бывшая хозяйка дома. Мама развернула свёртки с едой, открыла закутанную в рушник кастрюльку с курицей, сходила на кухню поставила чайник, и вот за чашкой чая, отогревшись, старушка принялась рассказывать о своей жизни. Весёлого мало. Во время революции в дом нагрянули солдаты, вывели отца, его младшего брата и ещё управляющего, который зашёл решить какой-то деловой вопрос. Всех увели к оврагу сада «Эрмитаж», там и расстреляли. Мать слегла и умерла через полгода. Вся прислуга, которая была в доме, переселилась из своих коморок в купеческие покои, присвоив мебель и личные вещи. 17-летнию Варвару определили на собрании жильцов в комнату кухарки. Женщина, которая открыла нам двери, была как раз внучкой той самой кухарки.
Я разглядывал на жёлтых обоях старые фотографии в потемневших рамках. Старушка, заметив, что интересуюсь, начала пояснять кто на них запечатлён. Родители, тётки, двоюродные братья, сама маленькая Варя. На купеческую фамилию с кровати с улыбкой смотрели Гагарин и Терешкова, вышитые на двух маленьких подушках.
За окном в саду скулил пёс. Старушка погладила меня по голове, и сказала: «Когда будете уходить, брось ему куриную косточку, ладно? Его Тарасом зовут. Я с ним из окошка разговариваю. Никто его не кормит. Он уже яблоки с голодухи грызёт».
Купеческая дочь вспомнила, как они в саду чаёвничали всей семьёй. За пузатым самоваром, с вареньем, которое делала мама из семи видов ягод и грецкого ореха. В заварку клали смородинный лист. Крупнолистовой чай покупали на вес в колониальной лавке. Запасы, которые оставались после революции дядя Миша, бывший истопник, скурил как самосад. Тогда с куревом было плохо. Наливками и настойками из погреба, новые хозяева пировали всю зиму.
Обычно мама делала на воскресенье один большой пирог с сомом, яйцами и рисом, а к нему выпекали сладкие пирожки – с яблоками или малиной. Когда ещё была жива бабушка, то она делала медовые косички с изюмом.
Я слушал старуху не внимательно. Рассказ её запомнился обрывочно. Больше в том доме я не бывал. Уходя, бросил косточку Тарасу. Цепь загремела. Пёс тявкнул, видимо так, поблагодарив.
Изредка, когда прохожу этой улицей, вижу неприметный новодел на месте купеческого дома. И вспоминаю уставший голос Варвары Ивановны, которая в тот вечер повторяла одну и туже строчку старинного романса: «Прошли года, повсюду льются слёзы…». Потом я их отыскал. Звучат они так:
Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
 
Скромный князь
Это было в ноябре 1991 года. Позвонили из одной редакции, попросили заменить заболевшего корреспондента. Продиктовали адресок. Сказали: «Возьмите интервью. Там проживает князь». «Что за князь такой? Неужели они ещё существуют?» – подумалось мне.
Иду, сверяясь по бумажке. На улице Пушкина напротив памятника Тукая во дворике стоял старый домик дореволюционной постройки. Звоню. На пороге появляется вежливый старичок, представляется: «Борис Сергеевич Хованский», и приглашает войти. По узкой лестнице поднимаемся на второй этаж в маленькую, как и сам хозяин квартиру с окнами в чахлый садик. Он всё про этот дом знает, пока идём, даже называет фамилию купца, который жил на первом этаже, а второй сдавал жильцам. У него были платные купальни на озере Кабан и трактиры.
Как поясняет Борис Сергеевич, отец был стеснён в средствах, своего дома не имел, поэтому вынужден был снимать. С тех пор старик здесь так и живёт.
Говорит он тихо, жесты и мимика скупые. Я смотрю на его руки – холёные с аккуратно обработанными пилкой ногтями. Князь!
В комнате никакой роскоши. Сиротливо стоит медный подсвечник на окне. На стене – маленький портрет великого предка Хованских литовского князя Гедиминаса в шлеме и доспехах.
В разговоре я назвал Бориса Сергеевича «бывшим князем» на что он мягко возразил: «Отчего же? Я не бывший… Ведь я остался жить в своём Отечестве, не отрёкся. Это тех, кто эмигрировал можно назвать «бывшими». А я как жил в Казани, так здесь и умру».
От Советской власти князь не скрывался. В анкетах, которые надо было заполнять при поступлении на работу, имелась графа «происхождение». Борис Сергеевич всегда ставил «из дворян». После такой наглости, его даже расстрелять не могли. Рука не поднималась!
- А чего мне прятаться? Разве я вор? – искренне недоумевал князь. – Поймите, в тот момент на меня из своего небытия смотрели все мои прадеды, не просто титулованные особы, а люди, прославившие Россию делами! И в глубине души я был уверен, что разумное отношение к истории восторжествует.
Он достал с полки «Бархатную книгу» (Общий гербовник Всероссийской империи), где прослеживаются генеалогические ветви всех известных российских фамилий. На первом месте по древности и знатности стоит род Багратионов, на втором – Хованских, на третьем – Голицыных…
«Родъ Князей Хованскихъ происходитъ отъ Гедемина, Великого Князя Литовскаго. Сей Гедеминъ происшелъ отъ Великаго Князя Владимира Святославовича, который крести Русскую землю…»
Борис Сергеевич без бумажки помнил всех своих знаменитых предков: князь Пожарский, Шафиров – министр финансов при Петре I, генерал Николай Николаевич Хованский – герой Бородинской битвы, чей портрет находится в Эрмитаже в зале Отечественной войны 1812 года, декабристы Тургеневы и Ивашёв, писатель Алексей Толстой… Упомянул он и Ивана Никитича Хованского, который при царе Алексее Михайловиче был казанским воеводой.
Кстати, знаменитая опера Мусоргского «Хованщина» как раз про его предков.
Борис Сергеевич рассказал, как происходило его представление царской фамилии. Это целый ритуал. После того, как ему исполнилось семь лет, последовало приглашение в Казанскую Ратушу, куда он приехал в назначенный час вместе с родителями. Там был бал с угощениями по случаю посещения Казани в 1915 году великой княгини Елизаветы Фёдоровой Романовой. Бориса подвели к княгине, она положила ему руку на голову и побеседовала. Тут появился лакей с подносом, и княгиня угостила мальчика пирожным с клубникой. Ему ненавязчиво дали понять, что «ты теперь наш, мы тебя принимаем в лоно великих родов Российской империи, и впредь веди себя достойно».
- Титул ничего не давал, абсолютно никаких привилегий, – признавался князь. – Видимо, это пошло ещё от Петра Первого, который не признавал древних фамилий, и требовал от каждого усердия для достижения положения в обществе. Скорее титул добавлял дополнительные обязанности, ведь поступки представителя знатного рода всегда были на виду.
После революции фамильные украшения и столовое серебро выменяли на продукты. Князь Хованский устроился на валяльную фабрику, где делали валенки. За хорошую работу князю даже вручили почётную грамоту!
Выйдя на пенсию Борис Сергеевич занялся садом. На трёх сотках у него плодоносили яблони разных сортов. Прививал, опрыскивал, черенки соседям раздавал.
Однажды, возвращаясь домой с корзинкой яблок, князь упал на улице. Так и лежал с остекленевшими глазами в обрамлении золотого ранета, среди суетливо спешащих ног.
 
Дом с застывшими часами
Купеческий дом этот, стиснутый каменными новостройками, стоит на улице Айвазовского и поныне. Покрашен как-то вызывающе нелепо. Над старыми воротами огромную вывеску учреждения взгромоздили. Как-то я сюда заходил к приятелю, который снимал у хозяйки угол. Было это осенью в середине 90-х годов. Потемневший от времени дом был по-праздничному обнаряжен первым снегом – он красиво лежал на крыльце, ступенях, оконных наличниках, столбах ворот. Клён, выросший у крыльца, после застывшего на морозе дождя, весь обледенел. Как хрустальный стоял! На крыше белел циферблат часов с приржавевшими стрелками.
SAMSUNG CSC
Потом уже я узнал, что двухэтажный особняк этот принадлежал Петру Ионовичу Климову, торговцу драгоценностями и часами. У купца была своя лавка в Александровском Пассаже. И часы «на кумполе» дома были своего рода рекламой.
Хозяйка оказалась общительной, домашний «гриб» налила, усадила в кресло, и пока мой товарищ собирался, мы с ней поговорили немного.
- Часы красивые у вас на крыше, – говорю ей. – Жаль – стоят!
- А я ещё помню, как они каждый час отбивали. Хозяин, Пётр Ионович, был любителем театров. И часы мелодию какую-то играли из оперы. Та-та-та… – старушка попробовала напеть. – Я маленькая была. Мама с сестрой у них по хозяйству помогали. Здесь большое ведь хозяйство было. Во дворе и теплицы, и ледник, и сад с яблоками, и каретная... Много чего. И прачечная тоже была. Печь, где еду готовили, в отдельном домике стояла, чтобы случись пожар, то… Помню его, такой солидный был мужчина. Одно слово – купец! В карманах жилетки и пиджаке везде часы у него золотые на цепочке тикали. Мы, девушки, зимой соберёмся в натопленной избе на краю купеческого сада – он почитай до конца улицы тянулся – пряжу прядём или рукодельничаем и песни русские поём. А он войдёт тихонечко и заслушается. И дух от него хороший шёл. Одеколоном он по утрам умывался. И знатный табак курил. Благоуханный назывался. И вот в знак благодарности за концерт наш, он нас яблоками одаривал и бутыль сидра на стол ставил. На Рождество по десять копеек давал и конфету – шоколадную. До сих пор его уважаю. С благодарностью вспоминаю. А после революции пропал наш барин. Говорят, в Париж его большевики выгнали. Там таксистом работал. Горевал по Казани очень, говорил: «Хочу домой вернуться да хоть бы дворником!»
%d0%ba-%d0%b4%d0%be%d0%bc-%d0%ba%d0%bb%d0%b8%d0%bc%d0%be%d0%b2%d0%b0
На колокольне Петропавловского собора «казанским купцом Петром Климовым были устроены новые часы (от старых на тот момент оставался только циферблат), отреставрированы из белого опочного камня и алебастра украшения».
 
Я разглядывал местами уцелевший наборный паркет. Потом приятель показал мне чулан, где валялся разбитый чугунный унитаз с клеймом «Берндорф Метальварен Артур Крупп», и сказал: «Как хозяина выперли из своего дома, сюда вселился пролетариат. Кто-то по пьянке взял кувалду и разнёс эту «буржуйскую штучку». Потом во дворе сколотили деревянную уборную. Сознание, старик, рождает бытие! Так и живём до сих пор, как средневековые люди».

Добавить комментарий

Тема номера
Журнал Татарстан

Подпишитесь на обновления: