Как Минтимер Шаймиев сделал то, чего могло не быть

До августа 91‑го у Татарстана президентов не было. Поэтому 90‑е остались в памяти народа как время первого президента – время Минтимера Шаймиева. Об этом периоде – самом знаменательном в истории республики – с Минтимером Шариповичем нам не помешал поговорить даже коронавирус. В условиях полной самоизоляции, по скайпу, первый Президент Татарстана, а ныне его Государственный Советник, вышел на связь с редакцией журнала «Татарстан».
 
– Минтимер Шарипович, за 90‑ми уже прочно закрепился штамп «лихие». Развалился Советский Союз, один политический строй сменялся другим, беспорядки, голодовки, пустые полки в магазинах... На фоне всего этого вы стали президентом, вам предстояло навести порядок в отдельно взятой республике. Что было самым сложным для вас в то лихое время? Чем гордитесь больше всего? О чём, быть может, жалеете?
МЫ БЫЛИ КАК ТЕЛЯТА ВЕСНОЙ...
– О чём тут жалеть? Это судьба нашего поколения, на нашу долю выпали такие судьбоносные годы, по сути, революционные. В 1917 году революция произошла вооружённым путём, а в 90‑е сама жизнь подготовила развал империи.
Так получилось, что я оказался президентом именно в то время. До этого прошёл много ступеней во власти: от министра до Председателя Верховного Совета республики – просто так не окажешься президентом. Тем более что института президентства в нашей стране не было. Президентов никто не готовил, нигде на них не учили. Накануне 90‑х, в 1989‑м, я – впервые на альтернативной основе – был избран первым секретарём Татарского обкома КПСС. Вот это уж был подарок так подарок! Тогда и начались для меня самые лихие годы – перестроечное время. Люди требовали улучшения жизни. Поломано всё и везде, кастрюли пустые... Образно говорю. По телевизору показывали: Борис Николаевич Ельцин, ещё будучи первым секретарём Московского ГК КПСС, ходит по магазинам – а там абсолютно все полки пустые. Люди начали открыто выражать своё мнение – помню, всегда полно народу на улицах. Фаузия Байрамова в знак протеста объявила голодовку... Она по‑настоящему голодала, такова её натура. И жизнь такая, какая есть, другой не было. Надо было находить ответы на все сложные вопросы. Говорить, объяснять – толпа ждала от власти, а значит, от меня разрешения ситуации. С толпой вообще работать сложно. Одно дело в закрытых помещениях выступать, другое – на улицах, на митингах. Люди тогда как бы вдохнули свежего воздуха, но не знали, как быть дальше. Наш известный писатель Туфан Миннуллин в одном из своих выступлений описал эту ситуацию: «Люди ведут себя как телёнок, родившийся в декабре. Всю зиму он находился дома, а весной его выпустили на полянку». Очень точное определение. Мы, сельские мальчишки, не раз наблюдали такое явление, вместе с этими телятами прыгали‑радовались... Не знаешь, что делать: свободно, радостно, солнце греет. И непонятно: куда вдруг попал?

Вступление в должность президента, 1991 год.
 
НИ МЯСА, НИ ЖИРНОСТИ
Почему распался Советский Союз? Во‑первых, была 6‑я статья Конституции СССР о  руководящей роли КПСС, поэтому без партии ничего не делалось – ни Госплан, ни Совет Министров не могли решить важные вопросы. Но основная причина, конечно, состояние производства – как накормить народ? Чтобы проблемы решались, нужно было дать права союзным республикам, не говоря уже об автономных республиках и областях. У Татарстана как автономной республики не было никаких прав. Я как первое лицо испытывал это на себе. Мы производили, например, достаточно много мяса, но должны были его в очень больших количествах поставлять в союзный фонд. Немыслимо много!
Вот случай. Однажды, во время моей работы  председателем Совета Министров, нас с председателем исполкома Краснодарского края Николаем Кондратенко пригласили в ЦК КПСС на ковёр. Сначала меня попросили объяснить, почему ТАССР в союзный фонд поставляет больше свинины, чем говядины. Объясняю: у нас больше половины жителей – мусульмане. Но мы же в целом поставки по мясу выполняем. Ответ: нет, не должно быть свинины больше, чем говядины!
А к Кондратенко такая претензия: поставляете много субпродуктов, а предусмотрено только мясо. Он объясняет: мол, всё мясо, которое производится в крае, уходит в союзный фонд, своим‑то надо кое‑что оставить... Ему: нет, ты должен поставлять именно мясо, как запланировал Госплан СССР. А субпродукты оставляйте себе.
Казалось бы, и мы производим, и они производят, а ничего не имеем ни мы, ни они. Настолько все строго контролировалось и регулировалось. Аж жирность творога нам диктовали: не имеете права 13%‑ной жирности творог есть, снижайте! Такая была обстановка.

В день референдума. Март, 1992 год.

Мы единственные в России провели референдум. Ещё до договора. Это ускорило все процессы.

 
ВЫЗОВ ВРЕМЕНИ
Республика Татарстан в целом производила продукции столько же, сколько три прибалтийские республики, вместе взятые. Объём промышленности был очень большой. А распоряжались мы всего двумя процентами промышленного потенциала, находящегося в республике, остальным Совет Министров СССР и частично Совмин РСФСР распоряжались. В то время вчерашние союзные республики претендовали на статус союзных государств. Тут и автономные республики заговорили о своих правах.
В России первыми среди автономных республик Декларацию о государственном суверенитете приняли мы. Это, конечно, был вызов. И мы это понимали. У Татарстана непростая история. Проблемы развития национальной культуры, языка, традиции вышли на первый план. Надо было решать эти проблемы. Когда возникают подобные вопросы, их надо решать сразу, не откладывая на потом. Это актуально и сегодня. Нельзя оставлять напряжение в обществе.
ЕЛЬЦИН УЕХАЛ НА ТРАМВАЕ
Тогда, в 90‑е, назрело много неотложных проблем, поэтому мы не намерены были отступать, да и обстановка не позволяла. Борис Николаевич Ельцин, будучи в начале августа 1990 года в Казани, увидев взрывную ситуацию, принародно заявил: «Берите суверенитета столько, сколько можете проглотить!» – эта фраза сейчас уже исторической стала. А родилась она во время встречи в Союзе писателей РТ. Очень бурно прошла встреча с общественностью и татарской интеллигенцией. Все задают Ельцину острые вопросы, требуют ответов… Такой натиск! Надо отдать ему должное, он терпеливо отвечал, сколько мог. Потом вышел через чёрный ход во двор, видит, что народ не расходится, спрашивает: «На улицу можно пройти?» «Да, – говорю, – там трамвай ходит к конечной остановке». Я‑то те места, близ улицы Волкова, хорошо знаю, там жила Сакина Шакировна, когда за ней ухаживал, всё изучил. Ельцин стремительно направился на улицу, сел на трамвай и уехал. Взял и уехал, потому что воочию столкнулся с реальной ситуацией.
Вечером мы сели ужинать, и он говорит: «Что будем делать, Минтимер?» «Борис Николаевич, – говорю, – ситуация взрывная, и нам надо найти решение. Надо успокоить людей, надо договариваться».
Он предложил подготовить проект договора: «Давайте создадим рабочие группы, и пусть начинают работать. Если в чём‑то будут упираться, не смогут развить текст договора, то мы с тобой будем при них с карандашом в руках решать эти вопросы». Так и сделали. Он сдержал своё слово, и мы в 1994 году вышли на подписание договора. Так появился впервые в истории договор «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами госвласти Российской Федерации и органами госвласти Республики Татарстан».
Это успокоило народ, это было спасением. Знаете, чего я тогда боялся? Провокаций. Ходят вольные ребята, особенно под вечер, – город студенческий, молодёжи много, пульнёт кто‑нибудь или ножом пырнёт... Я меньше опасался, когда меня с площади Свободы до дома провожала целая демонстрация – люди шли, говорили, требуя всего‑всего‑всего…
 
ЧЕГО НЕТ В УЧЕБНИКАХ ИСТОРИИ
– Что самое главное нужно знать современному поколению о Татарстане 90‑х годов? О чём они никогда не прочитают в учебниках?
– О личных переживаниях, личном участии в тех исторических событиях, наверное. Безусловно, каждый, кто был в гуще событий в те годы, хранит в душе неизгладимые впечатления об этом. То, что становится потом историей, в тот момент проходит через сердца.
В 90‑е мы были молодые, но уже опытные, жизнь, как говорится, знали. Это помогло не идти на крайности. Не знаю, откуда только бралось столько терпения – надо было всё объяснять людям. Всё происходило впервые, и было непонятно, что делать, как реагировать – даже в среде партийной элиты были разногласия.
У меня есть правило: постараться иметь в голове чёткую установку по сложным проблемам. Если начать колебаться и на ходу менять решения – это ещё больше дестабилизирует обстановку. Вроде обычные правила, но это пережито нами. Не надо обещать людям несбыточное, невозможное. Лишь то, что сумеешь выполнить.

С толпой вообще работать сложно. Одно дело в закрытых помещениях выступать, другое – на улицах, на митингах. Люди тогда как бы вдохнули свежего воздуха, но не знали, как быть дальше.

 
РЕФЕРЕНДУМ – ПОВОРОТНЫЙ МОМЕНТ НАШЕЙ ЖИЗНИ
Вот референдум 1992 года, например. Из‑за него Татарстан, как Квебек в Канаде или Каталония в Испании, вписан в новейшую историю мира как республика, решившаяся на референдум о самоопределении, многонациональный народ которой открыто и цивилизованно определил отношения с федеральным центром. Это было событие уже на международном уровне! Могло быть и такое, что через клетку сейчас общались бы с вами.
Приходилось впервые проходить все эти демократические, правовые пути. Мы тогда единственные в России провели референдум, до заключения уже упомянутого договора. Это ускорило все процессы.
Верховный Совет республики в ноябре 1991 года принял закон о референдуме, а в феврале назначил дату проведения – 21 марта 1992 года. Участникам референдума предлагалось ответить на один вопрос: «Согласны ли вы, что Республика Татарстан – суверенное государство, субъект международного права, строящее свои отношения с Российской Федерацией и другими республиками, государствами на основе равноправных договоров?» Подготовка к референдуму шла на фоне распада СССР. Это очень серьёзно встревожило Москву, меня уговаривали отказаться от этой задумки. Пригласили в столицу с целью отговорить от референдума. На Казанском вокзале вдруг меня встречает… Табеев. Уважаемый мной человек, в 1960–1979 годах – первый секретарь Татарского обкома КПСС. Знали его доброе отношение ко мне, моё–к нему, потому, видимо, и по‑ просили отговорить меня от этого шага. Табеев – очень дипломатичный человек: «Трудно, – говорит, – даже что‑то сказать, посоветовать...» Тоже переживал за республику. Поехали к Шахраю Сергею Михайловичу. Говорю Шахраю, как есть: народ требует референдум. Вы же, говорю, демократ выдающийся, как можно отказать на‑ роду? Что бы вы сделали на моём месте при такой ситуации? Сделали первые шаги на пути к демократии, а теперь будем запрещать референдум? Я этого не понимаю...
Председателем Верховного Совета России тогда был Руслан Хасбулатов, который в своё время заявлял, что Шаймиева надо в клетке привезти в Москву. Да‑да... Журналисты тогда много об этом писали. Хасбулатов бескомпромиссный, с Кавказа. Требует: «Примите решение об отмене референдума!» А наша команда была уже готова ко всему. Заместитель председателя Верховного Совета РТ Зиля Валеева держала оборону в Казани, Фарид Мухаметшин – в Москве, в Верховном Совете РСФСР.
Я говорю им: «Что у нас за общественный строй, который боится своего народа? Как же мы тогда будем управлять российским обществом – обновлённым, демократическим? Революция же идёт… Кто в состоянии сказать народу не проводить референдум?»
Мне потом передали, что один из участников беседы спросил: «Откуда этот упрямый парень у вас взялся, где он воспитывался?»
Одним словом, ни о чём мы не договорились. Всё было подготовлено для того, чтобы провести заседание Верховного Совета республики об от‑ мене референдума на случай принятия Верховным Советом РСФСР отрицательного решения по нашему референдуму. Фарида Хайрулловича в Москве терзали депутаты, он тоже держался. Отдельные депутаты, избранные от Татарстана, которые сейчас ведут себя как святые, тогда выступали против позиции республики. Но я по жизни не обращаю внимания на такие явления – если тратить время на это, тогда не успеешь сделать много  полезных дел.
Последнее слово было за первым лицом – за мной. Сомневаться не приходится, если внутри решение уже принято, прежде всего для себя. И мы не изменили своего решения. Из Москвы в Казань приезжал десант – уговаривали наше население не проводить референдум. Прокурора нашего, Антонова, заставили запретить работу избирательных участков, что он и сделал.
Накануне по российскому телевидению выступил Борис Ельцин с обращением к татарстанцам – президент России призывал наш народ не идти на референдум.
После Ельцина по республиканскому телевидению я выступил. Обратился к нашему народу уже с иных позиций: говорил о том, что нужно развивать демократическое общество, что страна уже встала на этот путь… Сказал, что только положительный ответ на вопрос референдума приведёт к миру и спокойствию в Татарстане.
Народ дружно пришёл, все 2611 избирательных участков открылись вовремя и спокойно работали. Для меня это много значило: избиратели не послушались запрета прокурора, 81,7% населения, имеющего избирательное право, приняли участие в референдуме, на поставленный вопрос ответили «да» 61,4% избирателей. Есть официальный документ. Это один из значимых правовых документов нашего времени, свидетельствующий о поворотном моменте нашей жизни, когда все осознали – обратного пути нет, надо находить общий язык и развиваться.
ТО, ЧЕГО МОГЛО  НЕ БЫТЬ
 – В 90‑е в республике были начаты прорывные программы, в которые мало кто верил. Как удалось убедить людей делать и строить то, что казалось им невозможным? Да ещё во время инфляции. Программа ликвидации ветхого жилья, сплошная газификация, идея строительства метро, которая тогда казалась утопической...
– Мы до сих пор удивляемся, как это у нас получилось? А всё потому, что людям были нужны реальные результаты. В стране даже денежного оборота не стало – на 1000% инфляция была! А мы умудрились реализовать такие большие проекты. Казань была ветшающим городом. Оборонный город, закрытый. В годы войны сюда переехало столько предприятий с рабочими… Расселяли всех наспех, временно. Многое так и осталось. Для развития столицы денег не было. Тут сложно кого‑то обвинять. До строительства жилья ли было тогда, когда вокруг стремительно перестраивалась жизнь, многие едва сводили концы с концами… Взяться за жильё в экономически нестабильное перестроечное время – со стороны, наверное, казалось не столько странным, сколько действительно нереальным. И вот в 1995 году мы приняли решение: собрали всех руководителей промышленных предприятий городов и районов, обложили своим «налогом» – 1% от реализуемой продукции отчислять в фонд ликвидации ветхого жилья. Это чисто наше, татарстанское, решение было.
Мы всё ветхое жильё взяли на учёт. Оказалось, что в Казани на начало 1995 года 31 тысяча семей проживала в ветхом жилом фонде, а 20 тысяч из них – в ветхих домах в центральной части города. Многие жили в бараках. Представляете, скольким людям надо было построить квартиры! Сейчас мне самому сложно в это поверить, но мы всех переселили в новое бесплатное жильё! Бесплатное, потому что этим людям платить было нечем, они жили на дне, как в одноимённой пьесе Горького, помните? Мы с этого дна вытащили людей в благоустроенные квартиры. Вся страна была в таком состоянии, но мы сделали это, а другие нет. До сих пор в стране нет аналога этой программы. Я сам часто ездил на новоселья. Люди плакали от счастья… Жили‑жили, вдруг новая квартира бесплатная, в новом районе! В конце 2004 года подвели итоги: за эти годы было построено и передано для переселения граждан из ветхого жилья 48 тысяч 576 квартир. Я ни на минуту не сомневался в правоте нашего решения, даже тогда, когда поступали угрозы – мол, Татарстан посягает на федеральную налоговую базу, а это подсудное дело. Я заявил: «Готов быть судимым, но суд должен быть открытым!» Сейчас я с удовольствием вспоминаю то время, потому что нам удалось сделать великое дело.
 

Минтимер Шаймиев поздравляет новосёлов, въезжающих в благоустроенные квартиры по программе ликвидации ветхого жилья, 1998 год.

До сих пор в стране нет аналога этой программы. Я сам часто ездил на новоселья. Люди плакали от счастья… Жили-жили, вдруг новая квартира бесплатная, в новом районе!

 
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ
Что касается газификации, я уже неоднократно говорил – это личное. В Актанышском районе – на моей родине – вообще нет лесов. Мы с детства были вынуждены заниматься тяжёлой, нудной работой – готовили кизяк, им печи топили. В деревенских семьях детей много. Для мамы согреть для нас воду, вскипятить чай – большая проблема. Эти мучения запомнились навсегда, и как только появилась возможность, мы взялись за газификацию. Качество жизни сразу изменилось, особенно для многодетных матерей. Земной рай – я так называю присутствие газа в нашем быту. Потому что моё поколение прекрасно помнит отсутствие этого рая.
А как удалось? Многое в 90‑х решалось через человеческие отношения. По‑другому никак, в стране денежный оборот нарушен, людям нечем платить зарплату. Однажды приезжает к нам Рем Иванович Вяхирев, он тогда возглавлял «Газпром». Мы с ним в хороших отношениях были. Он говорит: «Минтимер, вы же потребляете много газа и не платите». «Денег нет», – отвечаю. Это был тогда очень популярный ответ. Наши предприятия задолжали «Газпрому» 53 миллиона.
«Найди мне немножко, чтобы заплатить хотя бы месячную зарплату газовикам!» – говорит он.
И тогда мы посоветовались с Равилем Муратовым, первым зампредседателя Совета Министров, и предложили такой выход: у нас на «Оргсинтезе» выпускают полиэтиленовые трубы, в Альметьевске – металлические. Наши промышленники тоже должны за газ, мы с ними договоримся, они все будут подключены к работам по газификации республики. А у «Газпрома» имеется план сельской газификации. Вы выполняете план, а мы газифицируем всю республику в счёт наших долгов. Как договорились, так и сделали. Татарстан в 2002 году первым в стране закончил сплошную газификацию своих населённых пунктов – до каждой плиты довели газ! Пока ни один регион в стране такого результата не добился. На сегодняшний день треть страны не газифицирована.
О метро тоже тогда начали мечтать. Помню, мы с руководителем Башкортостана Муртазой Рахимовым – соседи же – часто встречались, разговаривали по душам. Я делюсь планами, говорю, что хотим метро начать строить. А он: «Наверное, Минтимер, не получится, сейчас не то время, тем более у нас с транспортной проблемой полегче...» Нелегко давалось нам, но сейчас без метро свою жизнь и не представляем. Да, затратно, но зато какие условия!

МЕЧТЫ  ДОЛЖНЫ РЕАЛИЗОВЫВАТЬСЯ С УДОВОЛЬСТВИЕМ
– То есть, чтобы что‑то получилось наверняка, это должно стать реализацией мечты?
– У меня да. И ещё: надо мечту реализовывать с удовольствием. Почему я покоя никому не даю, хоть уже десять лет как не президент? Почему мы создали фонд «Возрождение»? Это тоже было нашей мечтой по жизни – возродить наше историческое наследие, Болгар и Свияжск. После президентства я почувствовал себя более свободным человеком, хотел заняться чем‑то для души, чтобы не начинать каждый день со сводок о происшествиях, пожарах, преступлениях и т.д. День у президента никогда не начинается с хорошего, можете мне поверить. Но раз уж ты клялся, положив руку на Конституцию республики, – будь здоров, служи, разгребай…
Есть ценности, на которые денег никогда не хватает: культура, язык… Но человек обладает первичным правом на эти сферы. Я знаю, что и в ЮНЕСКО озабочены этими проблемами – потеря скольких языков происходит в условиях глобализации! Это только кажется, что решение этих вопросов терпит… Не терпит! Эти дела неотложны. Успешное развитие нашей республики напрямую связано с поддержанием традиций, духовного наследия. Мы просто обязаны этим заниматься. Хотят или не хотят нас понимать – это неважно, мы обязаны заниматься сохранением родных языков всех национальностей, живущих у нас в республике. Из‑за недопонимания в этой сфере мы теряем покой, наносим ущерб воспитанию детей. Мы умеем созидать, значит, надо добиваться. Мы должны жить сообща, дружно, радоваться жизни, воспитывать наше будущее. Сейчас мы взялись за создание полилингвальных образовательных комплексов, это позволит нашим детям становиться конкуренто способными. Для начала три  языка: русский, татарский, английский. От родителей поступают заявления на обучение детей китайскому, арабскому и другим языкам. Мир открыт, этому надо радоваться. В наше время был железный занавес, кругом были запреты, даже радио не могли послушать. Поэтому надо радоваться открывшимся возможностям, жить и развиваться.
Двух жизней никому не дано, хотя иногда мы ведём себя так, будто пришли в этот мир навечно. Как можно лишать человека родного языка и не создавать условия для его сохранения и развития? Язык ведёт в сферу культуры и традиций. Кто может иметь право лишать человека национальной, конфессиональной принадлежности? Это, наверное, может не понять только тот, кого не лишали родного языка. Мы же не голодаем, и войны нет, слава Всевышнему. Самое время создавать условия для развития, а не придумывать искусственные преграды. Мы в состоянии подготовить необходимые учебники, создать все условия, вплоть до современных полилингвальных школ. Только учить и учиться! Мы, сумевшие воплотить большие социальные программы, сможем реализовать и этот проект. У государства должна быть созидательная основа – это сохранит и культуру, и язык, и духовность.

ЛЮБИМОЕ ВРЕМЯ  И ЛЮБИМОЕ МЕСТО
– История ТАССР имеет столетнюю историю, очень богатую. Разные были периоды – какой из них вам наиболее по душе? В каком периоде вам хотелось бы жить или хотя бы оказаться ненадолго?
– Я сегодня честно отвечал на ваши вопросы, и нигде не прозвучала жалоба на свою судьбу. Какой бы период ни выпал для жизни – надо прожить его достойно. Меня насильно никто никуда не направлял. В любом времени, которое выпало для жизни, надо стараться жить достойно.
– Вы знаете каждый район, каждый клочок земли в Татарстане. Скажите, где у вас самое любимое место? Куда вы приезжаете и чувствуете себя счастливым?
– Любимое место для каждого человека – это, наверное, родина. Место, где родился. Маленькая деревня Аняково – родина писателя Нур Баяна и моя тоже. Когда я закончил среднюю школу, у нас в деревне было 57 домов – и 57 студентов учились в вузах. Получается, что в среднем из каждого дома один ребёнок получал высшее образование. Школа в нашей глубинке была очень сильная, наши выдающиеся учителя дали нам прекрасное образование.
Жалею, что редко ездил на родину, когда мама была жива. Казалось бы, всё есть: транспорт, время, возможности. А увидеться с мамой не успеваю. А мама всегда ждёт детей своих. Когда она приезжала к нам в Казань, начинала обо всём рассказывать. Придёшь уставший с работы, иногда заснёшь прямо во время разговора. А у неё новостей накопилось много… Я засну, а она сидит возле моей кровати и всё говорит, говорит… Почему я не находил сил выслушать, поговорить? Вот это чувство до сих пор не проходит. О родителях нельзя забывать. Это остаётся в душе навсегда. Вот говорим с вами об этом и смотрим друг другу в глаза – и вы меняетесь, и я меняюсь, мы другими становимся.
У меня есть ещё одно любимое место. Это Казанский кремль. Люблю наблюдать за тем, что там происходит. В урожайный год, когда мы получили на пару центнеров больше зерна с гектара, чем обычно, решили на сельских сходах урожай, дарованный свыше, продать, а деньги пожертвовать на строительство мечети Кул Шариф и на реставрацию Благовещенского собора. Построили, восстановили. Я же в Кремле работаю, иногда пешком пройдусь, со стороны понаблюдаю.
Люди семьями приходят в Кул Шариф или Благовещенский собор и меняются на глазах. Родители разговаривают с детьми как‑то нежнее, тише, проникновеннее, глаза по‑другому светятся. Наблюдаю и радуюсь. На самом деле, чувство причастности к общему, благородному делу меняет нас в лучшую сторону. Это всё наше богатство. Это наши любимые места. Это наша родина.

Жалею, что редко ездил на родину, когда мама была жива. Казалось бы, всё есть: транспорт, время, возможности. А увидеться с мамой не успеваю. А мама всегда ждёт детей своих.

 
ЭТОТ ПАРЕНЬ МОЖЕТ!
– Вы президент, которого любят. Как думаете, почему? Приятно ли вам это внимание? Не тяготит ли?
– Самому себе дать оценку очень сложно. Просто у меня огромный жизненный путь, связанный с людьми. Я этим очень дорожу!
Я начинал свой трудовой путь во времена великого реформатора Никиты Хрущёва. Хорошее время оттепели для размораживания способностей, заложенных в человеке.
Приехал по распределению в Муслюмово: 23 года, молодой инженер, только что окончил институт. Да, возможно, старательный и добросовестный, но кто тогда это знал? Наверное, тогда всё сов‑ пало: и время, и личные устремления, и шанс, который я получил. Мы ведь все тогда были максималистами, работали без оглядки.
Конечно, опытные мастера смотрели на меня настороженно: молодой инженер, что будет делать? Это была осень, шла подготовка мастерских к ремонтному сезону сельхозтехники. Ну а я взял в руки лопату и стал вместе со всеми работать, чистить мастерскую от мусора. После этого рабочие признали меня своим человеком, приняли, как говорится, в свой круг!
Зимой поручили вести обучающие курсы для молодых трактористов. А это, как известно, были годы активного освоения космоса. Так вот мои курсанты больше интересовались не устройством тракторов, а космосом: почему запущенный в космос спутник не падает обратно на Землю? Но разве можно обижаться на любопытство и тягу к знаниям? Терпеливо рассказывал всё, что знал, и про спутник, и про детали трактора, даже если приходилось тратить на это больше времени. Знаете, сколько любви, теплоты и надежды было в глазах этих ребят!
Самое важное – понимать людей. Люди стали мне доверять, а доверие – огромная сила и поддержка. Я учился находить общий язык и с молодыми, и с опытными. В каждом видел человека и хотел помочь в решении его жизненных проблем.
Не могу не вспомнить, как удалось облегчить труд механизаторов. Зимой по утрам всегда было сложно запускать машины, всё замерзало. Водители разжигали костры под машинами, прогревали двигатели, на это порой уходило полдня. В те времена не было централизованного энергоснабжения, в автопарке энергию вырабатывали стационарные генераторы. Тогда я предложил машинисту генератора, который приходил на работу раньше всех, сделать так, чтобы к приходу водителей уже была горячая вода. Нашли большой чан, опустили туда катод и анод, сделали, по сути, водонагреватель. Собрал водителей и сказал, что им не нужно больше рано приходить – берёте кипяток и наливаете в радиатор. Не знаю, почему никто не додумался до этого раньше. Сколько же счастья и радости было на лицах людей!
Так и расходилась информация о молодом инженере, который не только о технике, но и о людях думает. У людей появилось понимание: «Этот парень может!»
Жизнь – сложная штука. Каждый человек выражает своё мнение или совершает поступки в меру своей подготовленности, воспитанности и в соответствии со своим образом и правилами жизни. На разных людей влияет разное окружение. Поэтому надо уметь объяснять свою позицию и быть терпеливым. Сколько себя помню, ни разу не проявилась в душе злость к рабочему человеку. Это же наши люди, с Луны к нам никого не забрасывали… Я люблю людей – вот моё кредо.
 
Фото: из архива пресс-службы Государственного Советника РТ