Девочка и блокада

Люду с мамой похоронили. В начале 1942 года. Похоронила молва. И не мудрено. Первая блокадная зима выдалась самой тяжёлой и трагической в истории осаждённого Ленинграда. Каждый день от голода, холода и бомбёжек в городе умирало более 4 тысяч человек. Поэтому, когда Александру Нестерову, эвакуированному в Казань вместе с Ленинградским авиационным заводом №387, сообщили, что его жена и дочка умерли, он поверил.

Но они выжили.

СПАСЛИ ДЕТСАДОВСКИЕ ОБЕДЫ

– Мама считала, что это я её спасла от голодной смерти. В детском саду на обед первое я съедала, а второе мне воспитательница в баночку складывала. Вечером дома мама добавляла туда лёд, который скалывала ножом с обмёрзших труб, и разогревала на буржуйке – это был наш ужин, – вспоминает Людмила Александровна.

А ещё мама, рабочая метизно-проволочной артели «Сатурн», получила задание обходить ближайшие дома, выявлять, где есть умершие. Люди не сообщали о покойниках, чтобы получать на них карточки. Тела умерших родственников просто завёртывали в одеяло или в простыни и выставляли на лестничную площадку. Дружинники выявляли такие случаи, потом приезжала грузовая машина, и трупы в них грузили как дрова. Всему этому шестилетняя Люда была свидетелем, когда мама пару раз брала дочь с собой на обход. Видела своими глазами и то, как на некоторых телах срезаны мягкие ткани. Случаи каннибализма среди ленинградцев тогда были, и среди знакомых Нестеровых в том числе. Когда же девочка спрашивала маму, что это такое, та уходила от ответа и лишь одёргивала: «Не смотри».

За трёх выявленных покойников давали котлетку из конины, за пять – две котлеты. На одних хлебных карточках они вряд ли протянули бы до эвакуации в апреле 1942 года.

– Маму вообще хотели призвать на фронт, а меня в детдом отправить, но у неё уже цинга началась, ноги опухли от голода. Нас отправили на Большую землю по Дороге жизни – льду Ладожского озера.

Жители Ленинграда покидают свои дома, разрушенные фашистскими бомбёжками.

1,7 млн человек в 1941– 1942 годы были эвакуированы по Дороге жизни и по воздуху.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ БЛОКАДЫ

– Закрою глаза и как сейчас вижу, как стоим на территории военного городка, где мы жили, мимо люди идут с работы и смотрят на зарево пожара вдалеке – это горят Бадаевские склады. И только и разговоров, что, мол, всё – теперь начнётся голод, – рассказывает Людмила Александровна. – Маму посылали на разборку того пожарища, и она принесла один раз кусок полена, пропитанный сахаром. Мы откалывали от него щепки и бросали в чай. У него был горько-сладкий  вкус – сахара и смолы, – вспоминает блокадница.

Пожар на Бадаевских складах начался 8 сентября 1941 года. Тогда в половине шестого вечера за один заход бомбардировщики «Люфтваффе» сбросили на город 6327 зажигательных бомб. Огонь уничтожил 38 хранилищ, 3 тыс. тонн муки и 2,5 тыс. тонн сахара.

Память 6-летней Люды навсегда зафиксировала 8 сентября 1941 года, когда горели Бадаевские склады. С этой даты пошёл отсчёт практически 900 дней блокады Ленинграда.

ДВА БРЕВНА ЦЕННЕЙ МЕДАЛИ

Бомбёжки случались всё чаще. До ближайшего укрытия надо было добираться через два контрольно-пропускных пункта. Далеко, к тому же уже и холода наступили, и голод, пока бежишь туда, сил столько потеряешь… В конце концов при воздушной тревоге стали оставаться дома. Мама сказала: «Будь что будет». Ложились на кровать, подушки на голову, чтобы не слышно было разрывов, и доверялись судьбе.

Фашисты, рассказывала ей мама, забавлялись тем, что разбрасывали листовки над городом. Например, с таким текстом: «Чечевицу доедите – и Ленинград с Москвой сдадите». Или ещё такие листовки летели с неба: «Ленинградские стриженые матрёшки, сегодня ожидайте бомбёжки!» А потом начинался ад на земле…

– Однажды мама спасла часть от бомбёжки. Шли как‑то с ней из детсада, и она заметила, как что‑то тлеет в стороне от тропинки. Доложила в штаб, оказалось, это закладка диверсантов, которая должна была вспыхнуть ночью и указать бомбардировщикам цель. Маму за это наградили – двумя небольшими брёвнами. Мы их пилили и топили буржуйку.

Возможно, это тепло и спасло жизни мамы с дочкой.

Дети на утренней прогулке в Ленинграде. 1943 год.

УЕХАТЬ ЕЩЁ НЕ ЗНАЧИЛО ВЫЖИТЬ

5 апреля 1942 года. Эту дату Мария и Люда Нестеровы могли бы считать датой своего второго дня рождения. Именно в этот день маму с дочкой отправили из осаждённого Ленинграда. Путь к Большой земле лежал по весеннему льду, который уже полностью ушёл под воду. Их автобус словно не ехал, а плыл, а его двери были открыты на случай провала под лёд. Вряд ли бы это помогло – сил у истощённых женщин и детей для этого просто не было…

– Везли нас в обычных товарных вагонах. В каждом было несколько буржуек и нары. С нами рядом ехала женщина со своей племянницей – дочкой умершей сестры. Всё её на руках держала, а сама уже от изнеможения засыпала и однажды чуть не выронила. Мама решила дать возможность отдохнуть попутчице, взяла на руки ту девочку, а она через какое‑то время говорит: «Я умираю…» Повторила так раза три и… умерла.

Потом ещё одной женщины не стало. Блокадников начали кормить на каждой станции, и люди с голодухи не могли сдержать себя – умирали от заворота кишок... Умерших завёртывали во что-нибудь и прямо на ходу скидывали. Их потом, говорят, путевые обходчики собирали и хоронили.

Нестеровы благополучно добрались до маминой родины – деревни Зуево в Ярославской области. В тылу тоже голодали. Им как эвакуированным выдали зерно, бабушка отвезла его на мельницу, вернулась с мукой, и за долгое время родственники поели настоящего – без картофельных очисток, крапивы, лебеды и опилок – хлеба. Но этот голод всё‑таки не был таким страшным и безнадёжным, как в Ленинграде.

Семья ленинградцев Нестеровых. 1940 год.

Медицинский осмотр детей в блокадном Ленинграде. Февраль 1942 года. Люда Нестерова выглядела наверняка такой же измождённой.

ПЯТЬ РУБЛЕЙ И МОЧАЛКА КАК ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА

Люду с мамой «воскресила» для мужа и отца казанская ведунья. Александр Нестеров, рабочий авиационного завода, жил на квартире в Игумнове. Ту странную женщину все старались обходить стороной: что кому ни говорила – всё сбывалось.

– Так вот пришла эта ведунья к папе, даёт ему 5 рублей, мочалку, кусок мыла и говорит: «Сходи в баню, к тебе жена едут с дочерью». А отец отвечает: «Вера Ивановна, да вы что, они же у меня в Ленинграде с голоду умерли!» Но та стоит на своём: «Иди в баню!»

Через два дня мужчина получил письмо от тех, кого уже давно мысленно похоронил. А вскоре оформили пропуск на проезд семьи в Казань.

До Горького ехали на поезде, а оттуда до Казани плыли на каком‑то судёнышке. Семья Нестеровых воссоединилась в сентябре 1942 года. И началась уже, как принято говорить в таких случаях, совсем другая история.

Но однажды блокадный Ленинград отозвался в их жизни самым необычным образом. 9 мая 1945 года жители деревянной двухэтажки отмечали День Победы: вынесли во двор столы, заставили их нехитрой закуской. Пели песни, вспоминали военные годы. Мария Нестерова стала рассказывать про их с дочерью блокадную жизнь. В это время мимо проходил военный. Услышав рассказ, поинтересовался, когда их вывезли из Ленинграда. Узнав дату, молча ушёл, а вернулся с иконой в руках. Оказалось, что солдат в начале апреля 1942 года стоял на льду Ладожского озера регулировщиком, поэтому отнёсся к маме с дочкой как к близким людям и решил подарить им что‑то на память.

– Мне её одна полячка в 1940 году подарила, всю войну икона под сиденьем машины пролежала, и ни одна пуля, ни один осколок в неё не прилетел. Пусть и вас она хранит, – сказал тогда солдат.

Икона стала семейной реликвией.

А потом настала долгая мирная жизнь. Людмила окончила финансово-экономический институт, вышла замуж за офицера, объездила с ним немало гарнизонов, от Прибалтики до Дальнего Востока. И сегодня, в свои 90, сохранила любовь к активной жизни и цепкую память. Наверное, без покровительства свыше дело не обошлось.

Здание бывшей школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в котором учился Лермонтов. Во время войны в нём располагалась воинская часть, где Нестеровы пережили самую страшную первую блокадную зиму.

Людмила Хитрина получает из рук Раиса РТ Рустама Минниханова медаль в честь 80‑летия Победы.

Ленинградцам военной поры экспонаты выставки, приуроченной к 80‑летию снятия блокады, говорят о многом.