К Васильеву, в Васильево

Ассоциация с большой лодкой – так переводится «баркас» с нидерландского – пришла не случайно. По пути из Казани Геннадий Пронин, друг художника и мой гид, успел поведать малоизвестный факт: Васильев был владельцем яхты, вернее мореходной шлюпки. Известно, что картины Васильева при жизни не имели успеха. Откуда же взялись деньги на дорогостоящую покупку?

– Константин после окончания Казанского художественного училища нигде подолгу официально не работал. Преподавал рисование и черчение в школе, был художником-оформителем на лесокомбинате и на стекольном заводе, – рассказал Геннадий Пронин. – Поработает на одном месте месяца три и увольняется, пишет для души. Заказы же на оформление поступали постоянно. В 1971 году по заказу местных властей к годовщине Великой Октябрьской революции художник весь посёлок украсил праздничными транспарантами. Получил немалые по тем временам деньги – 700 рублей. И тут же их потратил: купил шлюпку Ял-8, на которой можно было ходить под парусом.

По словам друга художника, им пришлось с нуля, по книге, осваивать парусное дело. Путешествовали по Волге. Это были твоческие рейсы, после них были написаны несколько картин «Свияжск», они хранятся сейчас в музее Васильева на улице Баумана в Казани и в Государственной картинной галерее РТ.

– А сколько приключений было! И в шторм попадали, и от кораблей, а тогда их по Волге много ходило, уворачиваться приходилось. С уходом Кости и яхте пришёл конец – не доглядели… – говорит с сожалением Геннадий Пронин.

Фото яхты Васильева не сохранилось, но выглядела она именно так.

ДОМ

Геннадий Пронин – инженер по профессии и подвижник искусства по призванию, в настоящее время старший научный сотрудник казанского музея Васильева и обладатель коллекции его произведений. Его можно назвать ангелом-хранителем художника, ниспосланным ему свыше. Во многом благодаря инициативе этого человека, поддержанной сестрой мастера Валентиной и ещё одним другом – Олегом Шорниковым, Васильева после смерти не забыли. Мало того, организованные ими выставки в Москве в конце 1970‑х – начале 1980‑х вывели творчество провинциального творца на совершенно иную орбиту.

Не было бы музея художника и в посёлке Васильево без Пронина на пару с Шорниковым. Друзья Константина буквально грудью заслонили барак, встав на пути бульдозера: дали бульдозеристу на две бутылки водки при условии, что тот исчезнет на два дня. И за это время смогли предотвратить снос. В 1996 году там открыли музей.

Естественно, с него‑то и началось моё знакомство с Васильевым из Васильева. Впечатлила возможность – благодаря особому расположению директора музея Марины Антоновой к нашему гиду – подержать в руках набросок картины «У колодца». Её репродукция из какого-то журнала висела в нашей кухне под пустующей божницей и в юности завораживала меня своей энергетикой.

Сейчас запущены работы по реконструкции столетнего здания: готов проект и начат сбор средств на проведение работ. Хотя, боюсь, после капремонта исчезнет первозданная атмосфера, которая сейчас наполняет мемориальную квартиру. Да, личные вещи, предметы быта, рисунки, эскизы, картины и интерьер будут сохранены, но эффект присутствия художника, как будто он только-только отлучился проводить до стекольного завода свою первую любовь и музу Люду Чугунову, определённо покинет эти стены. Так что, у кого будет возможность, советую посетить этот заповедный уголок в ближайшее время, пока собираются 56 млн рублей, необходимые для реконструкции.

Васильев с верным другом Прониным.

Эскиз картины «У колодца».

Директор музея Марина Антонова.

ПЛЯЖ

А нам пора в путь – по местам, связанным с именем Васильева. Первая остановка на месте слияния Сумки и Волги. Здесь художник и его друзья проводили летом много времени. Здесь купались, сидели у костра, здесь же Васильев держал свою яхту. Сейчас это место густо заросло ивняком, есть лишь тропка, ведущая к небольшому причалу, возле которого скучает пара лодок.

Зато в нескольких сотнях метров, уже на берегу Волги, песчаный пляж. Пронин рассказал, что в 60–70-е годы тут была свалка отходов лесопереработки – клондайк для безработного художника и его друга. Здесь они подбирали горбыль – крайний спил бревна с корой. Другой материал для обрамления своих картин художнику был не по карману.

На необычный багет – с кусочками бересты – я обратил внимание ещё в казанском музее художника. В частности, такой обрамляет картину «Ожидание». Помнится, даже мысленно поаплодировал столяру за такое оригинальное решение. А оказалось, что оно пришло не от хорошей жизни.

Узнаю, что оригинальные «горбыльные» багеты не сохранились. Вот что об этом говорит Геннадий Пронин:

– Картины какое‑то время находились в московском музее. Его основатель, когда у них с сестрой Васильева Валентиной возникли разногласия, стал приворовывать – вынимал картины из рам и уносил. По суду сами полотна потом вернули, а вот рамки от них – уже не смогли. Кто‑то недалёкий принял их за обыкновенные доски и сжёг. Москвичи, когда возвращали картины в Казань, постарались стилизовать багет под оригинал, и спасибо им за это, но, конечно, это уже не то, что делал сам мастер, – признаётся Геннадий Пронин.

На свалке лесокомбината Костя и Гена находили и тарные ящики из ДВП, разбирали их, и листы становились основой картин. Так, один из вариантов известной картины «Рождения Дуная» в экспозиции музея в Васильево имеет дырку в верхнем левом углу – след от гвоздя.

Там же, в отходах, нашлись и доски на станковый мольберт, такие выдавались только членам Союза художников СССР. Им Васильев так и не стал, зато ему повезло с близкими друзьями – инженерам Пронину и Шорникову сработать требуемую конструкцию по описаниям оказалось по силам.

Пляж, где некогда была свалка. На ней Васильев и Пронин добывали горбыль.

Сейчас берега Сумки сплошь заросли ивняком.

Стилизованный под оригинал багет.

«ПАРФЕНОН»

Следующий пункт путешествия – «Парфенон». Так окрестил сам Васильев школу (позже Дом пионеров), где он сам учился, а позже какое‑то время и учительствовал. Сейчас это здание на улице Ленина – жилой одно­ этаж­ ный (второй этаж сгорел в середине 90-х) многоквартирник никак не ассоциируется с памятником античной архитектуры. А при жизни Васильева двухэтажное здание было украшено колоннадой у центрального входа.

Из «Парфенона» Васильева попросили после того, как он взамен набивших оскомину стаканов и кубиков предложил ученикам копировать Венеру Милосскую. «Голую бабу у себя рисовать не позволим!» – таков был категоричный вердикт администрации школы. После этого Васильеву пришлось переквалифицироваться в художники-оформители лесокомбината.

Ну а мы передислоцируемся далее по улице. Цель – здание поселковой бани.

– Мы с Художником, – Пронин часто вместо имени и отчества своего друга и кумира часто обозначает его род деятельности, – нередко баню посещали. И не столько для того, чтобы помыться, а просто пива в буфете попить. Разливное там практически не переводилось. Правда, на счёт закуси было скудно: разве что чёрный хлеб с солью, – вспоминает Геннадий Пронин.

Однажды их соседом по столу оказался завхоз клуба стекольного завода, дядя Петя. Наслушавшись краем уха сетования Васильева насчёт невозможности работать, потому как нет холстов, тот проникся и обещал помочь. Выпив ещё по кружке пива, компания отправилась в ДК, который в посёлке называли «клуб-с три», потому что на его фасаде красовалась надпись «Клуб С-З». Там на чердаке пылились портреты бывших членов Политбюро ЦК КПСС.

Так у Васильева появились три новых холста. Чтобы удалить первоначальные изображения, холсты долго отмачивали в тазу с бензином.

Сейчас картины, написанные на подарке дяди Пети, входят в золотой фонд Васильева. Это «Лесная чаща», «Один» и «Портрет Лены Осеевой». Они представлены в экспозиции казанского музея.

«Парфенон». Было.

«Парфенон». Стало.

КРОВЬ ЗА ЛЮБОВЬ

Следующая локация – знак «Васильево» на въезде в посёлок. Какой же творец без любви?! Константин Васильев не был исключением. Хотя следует признать, что мастеру не довелось встретить главную музу – так и остался холостым. Хотя, конечно, в его жизни были увлечения. И первая среди них – красавица Людочка Чугунова. С ней‑то и связано место нашей остановки. Вот что рассказывает наш гид:

– Это в 1962-м было. Мы втроём (ещё Шорников) пили чай в комнате у Кости. Пришла старшая сестра Валентина с одноклассницей. Редкой красоты девушка. Все трое сразу в неё влюбились. Но мы с Шорниковым отошли в сторону, Косте сложнее было знакомиться с девушками: замкнутый и нелюдимый, на танцах всё в сторонке стоял.

Когда же он пошёл провожать Люду (мы с Олегом остались дома, чтобы им не мешать), ему и накостыляла шпана со стекольного завода на этом перекрёстке. Здесь заканчивалась территория лесокомбината, даже ворота большие стояли. Вот чужак и получил: во-первых, за нарушение «границы», во-вторых, чтобы на «наших» девчонок не зарился.

Кстати, в васильевском музее хранится набор театрального грима, которым потом Людочка замазывала синяки Васильеву. А отношения у них так и не сложились, поселковой девушке нужен был более простой и практичный человек. Вышла замуж за студента КАИ, своего ровесника. Работала на стекольном заводе художником по росписи изделий. Сейчас проживает в Васильево.

«Клуб-с три» сегодня.

«БЕРЁЗОВАЯ РОЩА»

Мы тоже перешли «границу». Правда, без последствий. Увидели «клуб-с три» и расположенный за ним арт-объект – длинную бетонную стену, расписанную местными художниками. Некоторые из сюжетов навеяны картинами известного земляка, в частности «Жницы». Но пора было двигаться к последнему пункту нашего путешествия.

«Похоронен в посёлке Васильево в берёзовой роще, в лесу…» – сообщается в растиражированных в интернете сведениях. Берёзовая роща оказалась кладбищем. Берёзы, правда, на нём растёт много. Кстати, найти могилу художника можно и без провожатого, к ней ведут указатели в виде фирменного знака покойного – птичьего крыла с вензелем «КВ». Вензель же увивает и железную ограду захоронения.

Памятник из чёрного габбро выглядит весьма необычно: сколотая с одной стороны плита чем‑то напоминает нож гильотины, словно это она и оборвала жизнь мастера (29 октября 1976 года был сбит вместе с товарищем на железнодорожном переезде проходящим поездом).

Пронин объясняет, почему выбрал этот камень для памятника.

Дмитрий Сивков