Олимпиада, где нет проигравших

Вечный, но каждый раз новый «Гамлет» от кукольного театра Janni Younge Productions из Кейптауна (ЮАР) стал первым спектаклем, показанным в рамках театральной олимпиады. Шёл он в маленьком универсальном зале нового здания камаловского театра.

Я ГАМЛЕТОВ НА СЦЕНЕ ВИДЕЛ МНОГИХ

«Я Гамлетов на сцене видел многих», – могу я сказать вслед за поэтом Евгением Винокуровым. Но кукольного среди них ещё не было. Меж тем южноафриканские актёры реально заставляют поверить «в то, что куклы могут говорить» и «ходят сами по себе».

Театр не пытается искать в шекспировской пьесе какие‑то новые смыслы, сила постановки – в необычайной экспрессии и виртуозном владении куклами. Ты как будто перестаёшь замечать, что за развевающейся мешковиной, которая крепится к гипсовой голове, ходят живые люди. Нет, ты их видишь, конечно, но при этом ощущение, что совершенно самостоятельно говорят, движутся и переживают шекспировские страсти вот эти странные, немного нездешние существа.

Потрясающий эффект: выражение кукольного лица не может ведь меняться, а кажется, как будто они хмурятся, улыбаются, плачут… И всё это за счёт эмоций в голосах актёров.

Ещё куклы позволяют отлично показать внутреннюю борьбу персонажей, ведь за каждым из них ходят два‑три актёра и в эмоциональном монологе они могут разойтись и произносить реплики по отдельности. Получается визуализация спора героя с самим собой. В общем, кукольный «Гамлет» оказался вполне себе серьёзным драматическим действом, не первооткрывающим, но заново обнажающим смыслы старого сюжета.

Перед спектаклем зрителям объявили, что по окончании все желающие смогут сфотографироваться с куклами и актёрами. И после представления кейптаунские кукольники охотно общались с публикой, благо народ у нас нынче неплохо владеет английским. Режиссёр Джанни Янг демонстрировала, как устроены куклы, и делилась своими ощущениями: «O, You have a great audience!» («У вас великолепная публика!»).

По окончании спектакля все желающие могли сфотографироваться с куклами и актёрами.

ЧЕРЕЗ ЗРИТЕЛЯ К БОГУ

«Ио» – не столько спектакль, сколько экспрессивный сорокаминутный перформанс греческого театра «Аттис» в постановке Теодороса Терзопулоса – стал, пожалуй, самым необычным и запоминающимся проектом олимпиады. Перед спектаклем на пресс-конференции режиссёр немного говорил о своих творческих принципах. О том, что его театр – это не психологическая драма, не Станиславский, а ритуальный театр, восходящий к греческой трагедии. А его актёры через зрителя обращаются к Богу.

Пьесу «Ио» специально для Терзопулоса написала ливанско-американская писательница Этель Аднан. Миф про нимфу Ио, гонимую оводом, которого наслала мстительная богиня Гера (за то, что к Ио воспылал любовью её муж Зевс), – классический древнегреческий сюжет. Но у Аднан Ио становится символом восточной женщины-беженки, чей дом разбомбили. И вечный сюжет становится ультрасовременным.

Спектакль проходил в небольшом восточном зале, где зрители сидят вокруг сцены, очень близко к действу. Актриса Аглая Паппа, игравшая Ио, весь спектакль, по сути, неподвижно стоит на месте, движется только театральный круг, поворачивая актрису по очереди лицом ко всем зрителям. Она рассказывает о том, как бежала из дома, что видела кровь, смерть, что её били и насиловали. Напротив сидит сам режиссёр, который периодически отвечает ей, констатируя, что мы все обречены вечно скитаться и печальный конец неизбежен. При этом главное во всём происходящем – внутреннее состояние актрисы. Она – сгусток энергии, её, стоящую на одной точке, трясёт и корёжит так, что энергия заполняет маленький зал полностью.

Спектакль очень красиво звучит. Терзопулос вообще говорит, что для него звучание слова в постановках очень важно. Актёры говорят на греческом, и, даже не понимая, слышишь, что это очень музыкально. Каждую порцию своей речи актриса начинает словами Ego Io (я Ио). Слышится как «эо ио», и в этом есть некое завывание ветра в пустыне. Восточная музыка и игра со светом дополняют ощущения. Это надо понимать не головой, это надо чувствовать, и это действительно очень необычно для нас, привыкших к мало-мальски сюжетному театру и некоей отдалённости от сцены.

Аглая Паппа в роли Ио.

Селим Озтюрк в роли Чехова.

ПРОГУЛКА ПОДХОДИТ К КОНЦУ

Государственный театр Турции (Анкара) привёз на олимпиаду спектакль «Машина Чехов» по пьесе французского драматурга румынского происхождения Матея Вишнека.

И снова маленький универсальный зал, первые зрительские ряды – вплотную к сцене, так что хорошо чувствуешь эмоции действия.

Любопытный поворот сюжета: к умирающему от туберкулёза Чехову приходят герои его пьес, которые живут уже своей собственной жизнью. Лопахин вырубил вишнёвый сад и теперь пьёт беспробудно, потому что, вообще-то, он Раневскую любил, а сад этот ему вообще ни за чем не сдался. Дядя Ваня, поняв, что неба в алмазах не дождаться, застрелил профессора Серебрякова, сидит теперь на каторге, но парадоксальным образом счастлив, так как смог совершить настоящий поступок и перевернуть, пусть даже так, свою никчёмную жизнь. А вот Треплев из «Чайки», оказывается, застрелиться толком не смог, выжил и теперь страдает ещё больше, к тому же властная мать усилила опеку над ним. Три сестры вроде бы наконец уезжают в Москву. Правда, неясно, когда именно… Врачи, которых так много в пьесах Чехова, приходят, чтобы констатировать смерть автора и выпить за его упокой.

В конце Чехов, конечно, умирает, а у зрителя остаётся мысль, что врачом он был хорошим, пациентом – отвратительным, а как писатель создал настолько живые образы, что они будут жить вечно.

Играют турки драматически отлично, но мне лично не хватило некоего абсурда. Сюжет располагает к большей фантасмагоричности, но стиль постановки достаточно традиционен. Примиряет с этим то, что артист Селим Озтюрк в главной роли и правда удивительно похож на Чехова.

А ещё спектакль активировал у меня одно старое воспоминание. Был такой советский бард Евгений Бачурин. Возможно, вы знаете его самую известную песню «Дерева вы мои, дерева». Есть у него песня «Прогулка» – об умирающем Чехове. Последние слова в той песне:

Падает чайка с кормы,
Три сестры расстаются навек,
Из вишнёвого сада выносят деревья,
А это всё значит,
Что пьеса окончена,
Занавес спущен,
Прогулка подходит к концу.

Больше тридцати лет я не слышала эту песню. И вдруг на турецком спектакле о Чехове она явственно всплыла в голове. Бывают же такие пересечения…

Публику, пришедшую на спектакль «Кроткая», в фойе ждала интригующая инсталляция.

ДОСТОЕВСКИЙ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Два последних спектакля олимпиады оказались связаны с Достоевским. Один российский: постановка Валерия Фокина «Литургия ZERO» по роману «Игрок» (Александринский театр Петербурга). Во втором явственно виден русский след: колумбийский режиссёр Алехандро Гонсалес Пуче и его жена и соавтор китаянка Ма Чжен Хун, поставившие «Кроткую» в бразильском Центре исполнительских искусств, – выпускники ГИТИСа, воспитанники российской театральной школы.

Спектакль Фокина был, пожалуй, самым классическим по стилю на олимпиаде и шёл в большом зале. Действие, которое у Достоевского происходит на вымышленном немецком курорте Рулетенбург, у Фокина в прямом смысле слова крутится вокруг условного здания казино – передвижной круг сцены вращает героев, на чьих креслах написаны номера (спойлер: не всегда выигрышные), делая их всех заложниками вечного движения волчка в казино. Герои в больших долгах, ждут кто наследства, кто ответной любви, пытаются ухватить фортуну за хвост, то бишь сорвать банк…

В какой‑то момент, когда начинаешь несколько подуставать от этого непрерывного круговорота в исполнении молодых актёров, на сцене появляется Бабушка актрисы Эры Зиганшиной. Тут надо отметить, во-первых, что Зиганшина – уроженка Казани, во-вторых, что за эту роль актриса получила «Золотую маску».

80-летняя Зиганшина одними интонациями своего голоса моментально забирает власть над сценой, над залом и вообще над всем происходящим. Как будто до этого было какое‑то зряшное мельтешение и вот наконец действие обрело плоть и кровь. Это тем более потрясающе, что роль‑то у неё вроде не главная (она и «Маску» получила за роль второго плана) и героиня её практически всё время проводит сидя в инвалидном кресле (то есть движений у актрисы минимум, но голос, голос…). И тут ты понимаешь, что старая актёрская школа – до сих пор лучшее, что есть в нашем театре.

Ну и «Кроткая» от бразильцев. Спектакль отлично вписался в тренд максимальной приближённости к зрителю. Универсальный малый зал продемонстрировал свою универсальность: там убрали кулисы и по бокам от сцены поставили стулья с первых рядов. Так сцена стала глубже, а зрители окружили её, оказавшись от актёров на расстоянии вытянутой руки.

Мало того, спектакль начался ещё в фойе, где публика, пройдя билетёров, прежде всего увидела обрисованную мелом фигуру на полу, перед которой стояли икона и свеча (напомним: по сюжету рассказа Достоевского героиня выбрасывается из окна). И актёры, прежде чем пройти в зал, бегали мимо растерянных зрителей, потрясённо вздымая руки к верхней галерее и сетуя, что вот только что человек там вот стоял и на тебе…

Спектакль вообще вышел очень эмоциональным. Бразильцы на то и бразильцы. Они умудрились сохранить дух русского классика, но при этом рассказать историю сложных взаимоотношений властного мужа и зависящей от него юной жены, перенесённую в Рио-де-Жанейро, в стиле мыльной оперы, где много выяснений отношений, громких страданий, вот только счастливого конца не будет, и зритель, зная об этом заранее, всё равно в конце ошеломлён и подавлен. А бразильцы, выходя на поклон, неожиданно начинают петь. Потому что жизнь – она такая: сплошь достоевщина, но много в ней и прекрасного.

P. S. На театральной олимпиаде нет победителей, проигравших и медалей. Её цель – продемонстрировать многообразие мировой театральной жизни. По фестивальным спектаклям, конечно, нельзя делать выводы о трендах в современном театре – в конце концов, фестивальное кино тоже сильно отличается от массового. И всё же нельзя не отметить, что постановки в рамках театральной олимпиады разительно отличались от того, к чему привыкла казанская публика. «Необычно, совершенно новый опыт восприятия», – такие отзывы я слышала практически каждый вечер, проведённый в новом здании театра имени Камала. Кстати, фестиваль отлично продемонстрировал возможности нового театрального дома: когда есть несколько сцен на любой вкус, можно устраивать любопытные эксперименты. Дадут ли олимпиадные постановки толчок к таким экспериментам казанским режиссёрам? Поживём – увидим.

Евгения Чеснокова