Милый наш бухгалтер

КОМАНДА МОЛОДОСТИ НАШЕЙ

– Дина Семёновна, а как нашли подходящего руководителя?

– Будущего директора «Казметростроя» Рахимова нашли на БАМе. Кто‑то кому-то сказал, что вот на БАМе есть такой начальник 21‑го тоннельного отряда уникального Северомуйского тоннеля Марат Рахимов. Который раньше ещё и в строительстве Ташкентского метрополитена участвовал, то есть опыт у него большой. Рахимов согласился на эту работу с условием, что возьмёт свою команду. И вот вся эта команда приехала в Казань, с этого момента началось строительство метро.

Жили поначалу все вместе в трёх-четырёх‑ комнатных квартирах – каждой семье по комнате, как в коммуналке. 1997, 1998, 1999 годы… Это были самые тяжёлые годы. Но в тесноте, да не в обиде, очень дружно жили – они же бамовцы!

Это сейчас Марат Мулахмедович – заслуженный строитель России, почётный гражданин Казани и т.д., а тогда он совсем молодой пришёл в КСУ «Гидроспецстрой», где я тогда работала, пригласил меня на должность бухгалтера казанского МУП «Казметрострой».

У меня тогда было уже довольно насиженное местечко, я всё знала, всё умела, хорошую зарплату получала и, главное, без задержек, что было очень актуально в лихие девяностые. А тут предлагают резко поменять шило на мыло и перейти в новую организацию, в новый коллектив, где пока ещё ничего толком непонятно. Где надо работать и за себя, и за того парня. И где никто, кроме, может быть, самих бамовцев, ничего не умеет, потому как не понимает, что такое метро и как его строят.

Набирали молодых. Всех надо было учить.
В общем, сорваться с места и сразу в карьер. На такой шаг способна только молодость, которая на тот момент у меня была. И я рискнула. О чём не жалела никогда.

Работать было трудно, страшно, но очень интересно.

КУДА ВАМ ПЕРЕЧИСЛИТЬ ДВА МИЛЛИАРДА?

– А какой совет в подобной ситуации сегодня вы дали бы той молодой Дине – от себя опытной Дины Семёновны?

– Надо идти. Надо учиться новому. Овладевать навыками. Учить других. Ситуация же не безнадёжная была, она была просто новая. Но тогда всё новое было. Всё вокруг менялось. И законы, и налоги… Порой сидели и просто чего‑то там изобретали.

Когда я пришла в «Метрострой», я просто посадила перед собой этих бамовцев и сказала: рассказывайте мне всё про ваше производство.  С чего начинается и чем кончается. Для того, чтобы я смогла наладить учёт и правильно составлять все бухгалтерские документы, баланс… И вот они мне с нуля рассказывали, и я каждый раз к ним приставала: скажите мне, вот это почему так? А почему вот это вы так делаете, а не эдак?

Потому что система была другая совершенно. Там, на БАМе, у них было чистое производство. Им всё давали: материалы, комплектующие.

Там разнарядка на год. Им надо было пройти столько-то метров, взорвать столько-то кубометров… Метры сдавали – деньги получали. И никаких тебе отчётов, балансов-финансов.

Там они жили в посёлке на 20 тыс. человек. Рахимов был руководителем и практически хозяином. А здесь – Россия, большой город, Татарстан, другой менталитет. А ещё Советский Союз только что развалился, все законы изменились. Всё стало абсолютно другое.

То есть они знать не знали ни про прибыль, ни про налоги. И вот мне приходилось их этому учить. Взаимное обучение получалось.

И им тоже было трудно со мной, говорили, что я очень дотошная, приставучая. А мне‑то как было с ними тяжело! Как только я их не обзывала в сердцах. Они до сих пор мне это припоминают!

Но в любом деле поначалу нелегко. Все друг к другу притираются. Это потом всё на рельсы встаёт и как по накатанной…

Финансирование у нас было сначала никакое, а потом федеральное, под тысячелетие Казани выделялось. И именно тогда деньги наконец начали поступать, в 2001-м. Для того, чтобы сдать к тысячелетию и пустить пять первых станций, нам выделили два миллиарда кредита. Помню, звонят мне из Сбербанка России: «Вам даём два миллиарда, скажите, куда вам перечислить?» Представляете? Сейчас бы подумали, что это очередные происки телефонных мошенников, а тогда про мошенников даже и не слышали.

Два миллиарда дали. И мы всё сделали.

ДЕНЬГИ ПОД ЧЕСТНОЕ СЛОВО

– Этих миллиардов хватило на все пять станций?

– Ну, не на все. Тогда было очень маленькое финансирование. И мы брали кредиты. Кредиты, кредиты, проценты, проценты... Задержка зарплаты, задержка налогов. Нас вызывают в прокуратуру, нас вызывают в налоговую, в инспекцию труда, в Министерство труда – куда только не вызывали! Почему зарплата не выплачивается? А тогда время было такое – денег нет. Зарплату чем только не выдавали на предприятиях: кому макаронами, кому валенками. А мы же не макаронная фабрика. Вот поэтому и кредиты брали – на зарплату людям.

Но бамовцы – они такие дружные, очень грамотные в своём деле, никто никогда не подводил. Все работали. Никто не жаловался. Они и сегодня работают. Многие уже на пенсии, их дети теперь метро строят. Целыми династиями работают.

Помню такую ситуацию. Мы отмечали пятилетие «Метростроя», это было в 2002 году, в марте. И Рахимов сказал: «Надо выдать зарплату и всё!»

Ну, выбили деньги, но их же надо ещё получить и раздать. Наличкой тогда давали. Карточек ещё не было.

Вот у меня была миссия: я ездила по объектам и раздавала деньги. Страшное дело. Ни инкассаторов, никакой охраны, одна с кучей денег! Ответственность огромная.

Вот, значит, деньги-то нам выделили, но они не пришли на счёт. А у нас праздник – люди ждут денег. Я договорилась с банком, чтобы они мне дали наличку без поступления денег на расчётный счёт. Под честное моё слово деньги выделили! Вы представляете? Это какое надо было иметь доверие!

Короче, дали мне наличку. Все приехали на завод отмечать. Я еду на завод, уже в шесть вечера. Вдруг мне звонит начальник департамента банка и говорит: «Дина Семёновна, а денег‑то нет до сих пор!»

И что делать? Наличку-то мы уже разложили. Приказ соответствующий издали. Рахимов звонит, торопит: «Ты где? Быстрее приезжай!» И я сижу с этими пакетами в машине, куда мне деваться-то? Или ехать на завод и раздавать деньги, или ехать в банк и сдавать их обратно?

Объясняю сотруднице банка – Гузель – ситуацию. Она говорит: «Ты, Дина Семёновна, поезжай на завод, а после этого ко мне в банк. Будем сидеть вместе, как заложники, пока деньги на счёт не поступят!»

В общем, после празднования, часов в десять вечера, я поехала в банк. Ночь на дворе, меня не пускают. Позвонила Гузель – пустили. Сидим вдвоём на нервах. Звоним везде. А толку? Звони – не звони, поздно уже, никого нет. Денег тоже нет. Уже никакие сидим.

И где‑то в 23:45 упали на счёт деньги. Такое счастье! Мы радостные разъехались по домам. До сих пор вспоминаю эту Гузель. Вот что ей этот «Метрострой»?! Так рисковала из‑за нас. Много чего хорошего она для нас сделала.

ЗАВОД НЕ ПРО БИЗНЕС

Или вот история. В 1999 году мы приняли завод ЖБИ. Он был предназначен для того, чтобы выпускать панели для строительства домов. А после перестройки у них долги накопились большие. И нам за долги этот завод отдали.

Мы ничего не понимали в этом заводе, но надо было всё пересчитать, провести инвентаризацию, переписать все номера, я лично даже в канализацию лазила… Там был такой бардак – завод‑то уже не работал. Нам надо было всё переделывать под другое оборудование, чтобы выпускать кольца обделки. Выделили нам деньги, чтобы реконструкцию сделать.

А завод‑то совсем не про бизнес. Это совершенно некоммерческое предприятие. Но никто этого понять не может, спрашивают: почему вы там не торопитесь, не шевелитесь? Знали б – не дали бы вам завод…

Кроме завода потом у нас ещё появился транспорт. Я как главный бухгалтер была против. Столько техники содержать! Дешевле взять со стороны эти бульдозеры, экскаваторы, подъёмные краны… А они привыкли так на БАМе работать – всё своё, как в Советском Союзе.

В общем, много было разных случаев. Потом потихоньку всё выстроилось, всё стабилизировалось, отладилось.

СЕМЬЯ МОЯ

Бизнесом строительство метро не назовёшь. Наш коллектив тоже совсем не бизнесмены, скорее энтузиасты. Посторонние люди не понимают наше отношение к работе. На многих предприятиях совсем другие взаимоотношения – коммерческие. Многие знакомые мне говорили: «И чего ты переживаешь, как за своё? Это ж не твоё!»

Как не моё?! Это ж моё детище! И многие, кто давно работает, считают метро своим детищем. Потому что делали его вот этими своими руками.

Но вокруг уже совсем другая жизнь.
Я 25 лет проработала в «Казметрострое». Родственники мои давно смирились, что я за работу и за всех работников переживаю до сих пор как за родных. У меня вечер пятницы или суббота начинались так: «Дина Семёновна, нам бетон не дают!», «Дина Семёновна, сделайте что-нибудь! Остановиться не можем!»

И такое бесконечно. Вечер – не вечер. Выходной – не выходной.

И не было такого, чтобы я трубку не взяла. Метро – это непрерывный процесс производства. Это не отработал восемь часов на объекте и ушёл. Люди под землёй находятся. И в любом случае надо реагировать. Мало ли что случится.

И у меня полное ощущение, что «Казметрострой» – это семья. Моя семья.

ТО ГУСТО, ТО ПУСТО

У нас как бывает? То густо, то пусто. Проходка прошла, а потом начинается застой. Вот тысячелетие кончилось и стоп. Нет финансирования. Хорошо, что в 2006–2007 годах нас пригласили в Самару. Там мы один тоннель делали. Это нас поддержало. Потом опять застой. А потом пошёл «Проспект Победы» – опять работа навалилась.

Никогда не забуду: мы отмечали Новый год, но Рахимова и многих других не было – они на объекте. Мы начали отмечать без них. Они приехали на полчаса и опять уехали. И все понимают, что эти перерывы между проходками очень сложные, нельзя оставить их надолго без внимания.

КТО-ТО СОМНЕВАЛСЯ, А КТО‑ТО СТРОИЛ

– Раньше многие не верили, что в Казани будет метро. А вы‑то сами верили, что оно будет?

– Если бы не верили, мы бы не пришли сюда работать, конечно, верили. Мы даже не сомневались, что оно будет.

Когда я пришла сюда, я же ничего про строительство метро не знала, абсолютно. Ни про финансирование, ни про проект, ни про то, к какому году должна быть сдача хотя бы первой станции.

Это потом уже появилась ясность, где‑то в 2000 году, уже процесс более‑менее начал стабилизироваться. Но у меня всё равно никогда не было сомнений, что метро будет.

Кто-то сомневался, а кто‑то строил. И вот мы уже построили, и теперь где все эти сомневающиеся?

У заказчика тоже ведь больно специалистов не было. Новый строй, новый процесс. Мне даже приходилось звонить в Москву, консультироваться как бухгалтеру. Нормативной документации не было, изменилась методика, и просто никто даже в Минфине не мог ответить, как это всё делать, как оформлять. Наоборот частенько со мной советовались: «Дина Семёновна, а это как?» Потому что законы ещё были не отработаны.

Было дело, мы и в суд на заказчика подавали. Тысячелетие Казани отпраздновали, мы объект сдали, а заказчик нам остался должен полтора миллиарда. Ни денег, ни обещаний даже. Налоги платить надо, зарплату – надо, материалы – надо. Сначала мы боялись подавать в суд, но я настояла. Чем это для нас обернётся, не знали.

Суд шёл целый год. Когда огласка дошла до президента, вопрос решился.

Если бы мы на этот шаг не решились, нас бы просто банкротом объявили. Нас бы не стало.

КАЖДУЮ КОПЕЙКУ ОН ЗНАЛ В ЛИЦО

Каждую неделю я Рахимову для мэра Казани Камиля Исхакова составляла таблицы о нашей работе. И сначала думала: чего он в них понимает? Но Исхаков знал, что называется, каждую копейку в лицо.

Однажды сижу дома, девять вечера. Вдруг  мне звонят: «Возвращайся на работу! Исхакову не понравилась твоя таблица».

До полчетвёртого утра я её переделывала. Камиль Шамильевич контролировал нас, знал, куда, что и на что ушло. Ну и выбивал деньги для нас.

Когда нам два миллиарда дали, меня вызвал Исхаков на консультацию. И как начал меня гонять: сколько на налоги? сколько надо платить? какая прибыль?

Я ему говорила всё как есть. Это же ещё зависит от ситуации. И столько-то вариантов всегда – они все разные.

Долго сидели с ним, прикидывали и так, и эдак.

ЭНТУЗИАСТЫ ЧИСТОЙ ВОДЫ

Уникальность нашего предприятия – это люди, тот самый костяк, который существует до сих пор. Пока Марат Мулахмедович здесь, люди будут идти за ним, никто не предаст, все будут работать. Тем более самое сложное – период становле- ния – мы уже пережили все вместе.

Это чудесный коллектив, энтузиасты чистой воды – таких я больше не встречала нигде.

Николай Крушинин