ЭСТЕТИКА ИСЛАМА
Само понятие «искусство» в исламской культуре имеет собственный смысл. Нет, это не просто выражение художником своего творческого потенциала – это его постижение мира. В нём есть мастерство и творчество, ремесло и знание.
12 мая 2022
МАСТЕРСТВО ПОЗНАНИЯ
– Разве это не одно и то же? – искренне удивляюсь я.
– И да, и нет. Представьте… кофе с молоком! – на понятных простому обывателю образах Гузель Валеева-Сулейманова, доктор искусствоведения, главный научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани, объясняет разницу и взаимосвязь исламского искусства с искусством мусульманским. – Здесь нельзя однозначно говорить о каком‑то смешении. Существует высокое исламское (религиозное) искусство и искусство мусульманское (светское, но в канонах эстетики ислама), которое синкретично. Человек, мусульманин, как кофе: он есть изначально, и он принимает молоко – ислам. И разделить их теперь невозможно.
В классическом арабском языке нет слова для обозначения профессии художника, рассказывает Гузель Фуадовна. Зато есть слово «сани», которое переводится как «человек, работающий руками, практикующий в своей работе ремесло и творчество». Для мусульманского художника искусство – не дар, а знание, которое ещё нужно постараться приобрести. Вот поэтому многие из них творили анонимно, ведь самореализация в их понимании не зависела от славы.
Исламская традиция предполагает: нельзя копировать реальность, потому что она создана Всевышним. И невозможно её сделать лучше, чем создал Аллах, но можно познавать, осмыслять и выражать свои знания через особый символический язык – узор, орнамент, каллиграфию...
НА ЯЗЫКЕ ОРНАМЕНТА
Волосы этой красавицы украшает калфак, шею – монисто, руку – кольцо. Позади неё – восходящее солнце. Рисунок «Татарская девушка с зеркалом» радует глаз и кажется ярким, несмотря на то что совсем не цветной. Его автор – Хадича Акчурина, выпускница Строгановского училища и первая профессиональная татарская художница.
Рисунок был опубликован в 1915 году в журнале «Аң» («Сознание») и вызвал не только восхищение прогрессивной татарской публики, но и критику консервативных религиозных деятелей, ведь отличительной чертой мусульманского искусства многие сотни лет было отсутствие изображений как самого Бога, так и человека. Изображения пророка встречались изредка в шиитских миниатюрах, на которых он был неизменно с закрывающей его лицо завесой и золотым нимбом.
– Известно, что в Коране нет прямого запрета на изображение человека и живых существ, – объясняет Гузель Фуадовна. – Однако на него наталкивают некоторые сюжеты, которые содержатся в хадисах – канонизированных преданиях о высказываниях и поступках пророка. Этот запрет утвердился в массовом религиозном сознании как борьба против язычества, идолопоклонства.
Изображение всего живого рассматривалось в исламе как подражание Аллаху. Но в булгарском искусстве ещё доисламского периода образы животных и птиц встречались достаточно часто. Некоторые из них оказались более чем устойчивы и дошли в татарском орнаменте вплоть до наших дней. Например, изображения гусей или уточки. Последняя украшала булгарские височные подвески. К счастью, эти шедевры ювелирного искусства сохранились в археологических коллекциях Эрмитажа, Исторического музея в Москве и Национального музея РТ. Сегодня стилизованные версии мотива птицы мы можем увидеть в оформлении домов современных татарских деревень – на резных оконных наличниках. Но благодаря чему эти образы сохранялись в течение столетий?
– Потому что они связаны с мифами и сказками, – отвечает на этот вопрос Гузель Валеева-Сулейманова. – Вспомните легенду о сотворении мира, когда уточка нырнула на дно океана, достала комочек земли, так образовалась суша. Более того, мифы в сознании людей были связаны ещё и с генеалогией, а следовательно, с родовыми тотемами. Каждый знал свой тотем, который нашёл своё развитие в тамгах.
Но со временем у татар эта культура почитания родовых предков исчезла. Она во многом была связана с влиянием кочевых традиций и территориями родоплеменной принадлежности – всё это вытеснила городская цивилизация, и принятие ислама в этом сыграло не последнюю роль, ведь он процветал в городах. Да, именно в них формировалась высокая исламская культура – при мечетях, медресе – высших духовных учебных заведениях. Постепенно, под влиянием этой культуры, происходят изменения в художественном языке – реалистические образы трансформируются в условные – орнамент становится основным выразительным средством в искусстве.
– Он найдёт применение почти во всех видах материальной культуры волжских булгар, – говорит Гузель Фуадовна. – И будет состоять из зооморфных, растительных, геометрических и эпиграфических (буквенных) мотивов. В XVIII–XIX веках схематичность изображений только усилится, противопоставляя себя христианской образной иконописи.
Пожалуй, одним из своеобразных явлений искусства, присущих исламу, можно назвать каллиграфию, рассказывает наш эксперт. Её расценивают как особый талант, данный художнику. Священное кораническое слово, имена Аллаха и пророка, праведных халифов писали в рукописях, вырезали на стенах, вплетали в орнамент надгробий, узоры тканей и ковров, изделий из керамики и металла…
И, конечно же, шамаили! Которые по праву называют феноменом исламского искусства. Панно – обычно с изречениями из Корана – выполнялось на стекле масляными красками, писалось на бумаге, вышивалось по ткани, печаталось литографским способом... Помимо текста на нём можно было встретить и изображение мечети. Надо отметить, что именно у татар это искусство никогда не исчезало. Даже в советские годы, когда религия подвергалась гонениям, искусство шамаиля сохранялось в деревнях. В них часто коранические тексты заменялись народной мудростью – пословицами и поговорками, стихами Тукая. Встречались редкие экземпляры с рисунками! Все они создавались мастерами-самоучками. Профессиональные мастера шамаиля, сумевшие возродить истинные традиции этого вида исламского искусства в Татарстане, появились уже только в постперестроечные девяностые годы.
Шамаиль «Бог красив и любит красоту». Автор – Баки Урманче.
В АВАНГАРДЕ
«Нам нужны художники, которые могли бы рисовать картины, изображая нашу жизнь», – сетовал не кто иной, как Габдулла Тукай. Настало время джадидизма – просветительского исламского модернизма, реформаторского движения мусульман. Начинался расцвет светского европейского искусства – стали появляться такие его виды, как скульптура, живопись, графика. А также газетная и журнальная иллюстрация, которая имела уже реалистический характер. Вспомните «Татарскую девушку с зеркалом» Хадичи Акчуриной.
– Конечно, всё это происходило постепенно, – рассказывает Гузель Валеева-Сулейманова. – Первоначально реализм в этих работах был довольно условный. В некоторых изображениях можно было увидеть людей, какие‑то сюжетные сцены. В своих работах первые татарские художники старались отразить жизнь мусульман Волго-Уральского региона, привнося элементы национальной образности. В них – традиции народного творчества, соответствующая цветовая гамма, сохраняется условный язык, который позволяет отнести эти произведения к искусству мусульманскому.
После революции исламская культура оказалась под запретом. Тем не менее она смогла просочиться через все табу, как вода сквозь камни, так или иначе найдя своё отражение в искусстве советского периода. То было время модернизма и становления высокого татарского искусства, в котором мусульманские традиции выражались опосредованно – через образность и символизм, плоскостную композицию, характерные для исламского искусства, цветовые решения, а порой и каллиграфию, которую мы можем видеть в татарской графике 1920‑х годов.
Все эти приёмы как нельзя лучше легли в русло нового, революционного творческого объединения двадцатых годов – так называемого «Левого фронта искусств» (ЛЕФ), лидером которого был сам Маяковский. Авангард, конструктивизм – это те прогрессивные направления в искусстве, в которых татарские художники смогли творить в своём неповторимом восточном стиле. А он, как мы знаем, многие столетия формировался под влиянием исламской культуры. И вот перед нами новаторское для того времени творчество Баки Урманче, книжная графика Шакира Мухамеджанова, плакаты Фаика Тагирова…
Сегодня продолжение исламских традиций можно встретить в работах наших казанских модернистов, таких как Альфия Ильсова, Рустем Шамсутов, и многих других художников, которые активно используют в своих живописных картинах образы исламской мифологии.
Картина «Марьям, срывающая плод» современного художника-модерниста Альфии Ильясовой.
МУЗЫКА НАС СВЯЗАЛА
Оказывается, древний танбур может звучать современно. Во всяком случае, в руках Алмаза Асхадуллина он будто оживает, становясь связующей нитью между нашими днями и Средневековьем. Алмаз – один из участников этногруппы «Алпар», которые увлечены идеей возрождения старинного музыкально-инструментального искусства Поволжья. Помимо танбура в их арсенале и другие тюркские инструменты – думбра, курай, кубыз, даф. Древние мелодии ребята обрамляют современными аранжировками, и такое переосмысление культурного наследия звучит ну очень интересно.
– Появление ислама в Поволжье привнесло в наш регион много новшеств, в том числе восточную поэзию. А где поэзия – там и музыка, – продолжает моё погружение в музыкальную исламскую культуру Геннадий Макаров. Музыковед-фольклорист, педагог кафедры татарской музыки и этномузыкологии Казанской консерватории к тому же известен как исполнитель и мастер-изготовитель традиционных инструментов.
Законодательницей культурной моды для многих тюркских народов была Бухара. Молодёжь стремилась туда учиться, а затем несла эти знания и традиции к себе на родину. Энциклопедией той культурной жизни для нас может служить средневековая литература – из неё мы узнаём о системе стихосложения, которая использовалась тогда в поэзии, о ритмах мелодий и местных музыкальных инструментах. Которыми, конечно, были не гармонь или фортепиано, а те самые думбра, курай, даф…
– Ритмы поэзии оказались наиболее устойчивыми и до сих пор сохранились в народе, – рассказывает Геннадий Макаров. – Более 40 лет я езжу по сёлам с экспедициями и записываю эти произведения – касыды, газели, рубаи, мунаджаты, баиты. Всё это жанры музыкально-поэтического искусства, которые формировались под влиянием ислама на основе народной поэзии и древних музыкальных традиций.
Удивительно, но то, чему в советский период внимания не уделялось, смогло существовать в народе параллельно с новой идеологией. Исследователи татарской культуры по понятным причинам старались феномен духовной поэзии не затрагивать. Тем не менее записывали. Так пение наших бабушек сохранилось в звуковых архивах многих институтов.
Что характерно для этих произведений? Они исполняются напевно в характерных восточных ритмах и в них нет мелизмов (орнаментальности), так характерных для татарских этнических песен. Исполнителю важно сохранять определённый метрический размер. В основе текстов лежат назидания, сюжеты из жизни пророка и мусульманских святых. Тем не менее эталона мусульманской музыки не существует, рассказывает Геннадий Михайлович. Поэтому нередко турки, слушая татарскую музыку, спрашивают: «Это же китайское звучание?»
Появление джадидизма отразилось и на местной мусульманской культуре. Если суфии продолжали сохранять укоренившиеся в Поволжье среднеазиатские традиции, были против европейских новшеств, то реформаторы-джадидисты приветствовали «обновленчество». Зарождается новый слой татарской культуры. Возникает сценический слой музыки и стремление уйти от религиозных канонов. Укрепляется стиль пения с мелизмами, который сегодня мы можем слышать в песнях «Кара урман» или «Тафтиляу». Возникает новотатарское музыкальное искусство со скрипками, мандолинами, гармоникой – и это начало уже совсем другой музыкальной эпохи. Старинные же традиции исполнения духовной поэзии все эти годы сохраняются в быту как уходящее искусство.
– Сегодня у многих есть желание возродить ту средневековую культуру, связанную с восточной поэзией, её звучащие по-восточному ритмы и напевы, – рассказывает Геннадий Макаров. – По результатам фольклорных экспедиций и старинных книг я смог воссоздать думбру, танбур, бубен даф. Не все, конечно, понимают. «Зачем нам всё это? – говорят. – Давай лучше на гармошке поиграем, по-нашему!» Тем не менее сегодня это направление получает огромный резонанс и полную прописку в современном этнокультурном движении.
Прикоснуться к старинному искусству мусульман Поволжья (и не обмануться!) можно на концертах казанского фольклорного ансамбля «Бэрэкэт», чьим идейным вдохновителем является Геннадий Михайлович, ансамбля Казанского государственного института культуры «Жомга кон». И, конечно, этногруппы «Алпар», которой так свойственны эксперименты.
«НАМ МЕНТАЛЬНО БЛИЖЕ»
«В силуэте кирпичных фасадов спрятан не только образ белокаменных стен Казанского Кремля, но и одновременно эстетика и суфийской философии, и советского модернизма, стремящегося к чистоте форм. Это не прямое цитирование, а побуждение к исследованию…»
Так характеризуют свою концепцию нового здания Татарского драматического театра имени Камала участники консорциума под лидерством Bespoke. Но в архитектурном конкурсе она не победила. Хотя, по словам мэра Казани Ильсура Метшина, представители жюри ожидали именно этой победы: «Проект Bespoke был нам ментально ближе…» Первенство же досталось работе другого консорциума под лидерством ООО «Ваухаус», куда вошло японское бюро архитектора Кенго Кума. И этот проект уже успели за глаза назвать ледяным дворцом. А давайте прогуляемся по городу, в котором он будет построен.
– В основном наши архитекторы находятся под влиянием западной культуры, – даёт свою оценку современному облику Казани Гузель Валеева-Сулейманова. – Но в некоторых зданиях мы всё же можем заметить использование национального орнамента. Это относится к декору татарских мечетей и светских зданий как прошлого века, так и века нынешнего и даже зданий (особенно в стиле эклектики), построенных по заказам русских домовладельцев. Например, в оформлении фасадов дома Манакова по ул. Московской, 42. Использование татарского стилизованного орнамента можно обнаружить и в декоре европейского по архитектуре современного здания на углу улиц Кремлёвской и Кави Наджми (дом 10/15).
Использование национального орнамента в оформлении фасадов дома Манакова (Казань, ул. Московская, 42)
А ещё с этой целью интересно рассматривать Театр оперы и балета имени Джалиля. Для кого‑то станет неожиданностью открыть для себя этот сталинский ампир с новой стороны, лишь повнимательнее взглянув на его фасады – колонны, портик, карнизы, сандрики окон, на фонтан в скверике. Во всём царит идея советской архитектуры, отвечающей провозглашённому лозунгу искусства «национального по форме и социалистического по содержанию».
– Дом 58 на улице Пушкина, где ранее располагался известный многим казанцам магазин «Ноты», проектировал архитектор Рашид Муртазин. Приглядитесь, для оформления фасада архитектор взял за основу колонны Соборной мечети в Булгаре, – продолжает перечислять примеры влияния мусульманской культуры на современную архитектуру Гузель Валеева-Сулейманова. – Да, уже в середине прошлого столетия художники-архитекторы озаботились тем, чтобы отразить в своих проектах мотивы татарской мусульманской архитектуры.
Ещё более интересное явление – обнаружить эту тенденцию в новейших хай‑тек проектах. Да, таких, как та самая образная концепция нового здания театра имени Камала. И несмотря на то, что наш эксперт не выбрала для себя проект, в полной мере, на её взгляд, отвечающий критериям национальной архитектуры, ей есть что сказать в защиту победителей. И это – элементы стилистики орнамента, цветовых сочетаний, присущих татарскому искусству, которые были смоделированы в интерьерах и малых формах будущего театра.
К слову, другой подход, в котором нашёл отражение образ мусульманской архитектуры, был представлен в том самом проекте консорциума под лидерством Bespoke, занявшем на конкурсе второе место. В нём есть акцент на присущем суфийскому аскетизму языке архитектурных форм, их лаконичности, а также символике белого цвета, передающего идею чистоты, так часто используемого при строительстве татарских мечетей. Но это, как мы понимаем, совсем другая история…
– В отношении к исламскому искусству не применяется термин «эстетика» в его европейском толковании, – говорит мне Гузель Фуадовна. – Ни Коран, ни традиции пророка (Сунна) не раскрывают формы искусства. Тем не менее не сложно для мусульман делать свои собственные выводы из обоих источников. Послание пророка «Аллах красив и любит красоту» можно считать основой мусульманской эстетики, оставляющей для художника достаточно свободы для творчества.
Образ мусульманской архитектуры в концепции нового здания театра имени Камала. Эта работа консорциума под лидерством Bespoke заняла на конкурсе второе место.
Ольга Туманская
Фото из архива Гузель Валеевой-Сулеймановой, иллюстрация – arzamas.academy, Геннадий Макаров
– Разве это не одно и то же? – искренне удивляюсь я.
– И да, и нет. Представьте… кофе с молоком! – на понятных простому обывателю образах Гузель Валеева-Сулейманова, доктор искусствоведения, главный научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани, объясняет разницу и взаимосвязь исламского искусства с искусством мусульманским. – Здесь нельзя однозначно говорить о каком‑то смешении. Существует высокое исламское (религиозное) искусство и искусство мусульманское (светское, но в канонах эстетики ислама), которое синкретично. Человек, мусульманин, как кофе: он есть изначально, и он принимает молоко – ислам. И разделить их теперь невозможно.
В классическом арабском языке нет слова для обозначения профессии художника, рассказывает Гузель Фуадовна. Зато есть слово «сани», которое переводится как «человек, работающий руками, практикующий в своей работе ремесло и творчество». Для мусульманского художника искусство – не дар, а знание, которое ещё нужно постараться приобрести. Вот поэтому многие из них творили анонимно, ведь самореализация в их понимании не зависела от славы.
Исламская традиция предполагает: нельзя копировать реальность, потому что она создана Всевышним. И невозможно её сделать лучше, чем создал Аллах, но можно познавать, осмыслять и выражать свои знания через особый символический язык – узор, орнамент, каллиграфию...
НА ЯЗЫКЕ ОРНАМЕНТА
Волосы этой красавицы украшает калфак, шею – монисто, руку – кольцо. Позади неё – восходящее солнце. Рисунок «Татарская девушка с зеркалом» радует глаз и кажется ярким, несмотря на то что совсем не цветной. Его автор – Хадича Акчурина, выпускница Строгановского училища и первая профессиональная татарская художница.
Рисунок был опубликован в 1915 году в журнале «Аң» («Сознание») и вызвал не только восхищение прогрессивной татарской публики, но и критику консервативных религиозных деятелей, ведь отличительной чертой мусульманского искусства многие сотни лет было отсутствие изображений как самого Бога, так и человека. Изображения пророка встречались изредка в шиитских миниатюрах, на которых он был неизменно с закрывающей его лицо завесой и золотым нимбом.
– Известно, что в Коране нет прямого запрета на изображение человека и живых существ, – объясняет Гузель Фуадовна. – Однако на него наталкивают некоторые сюжеты, которые содержатся в хадисах – канонизированных преданиях о высказываниях и поступках пророка. Этот запрет утвердился в массовом религиозном сознании как борьба против язычества, идолопоклонства.
Изображение всего живого рассматривалось в исламе как подражание Аллаху. Но в булгарском искусстве ещё доисламского периода образы животных и птиц встречались достаточно часто. Некоторые из них оказались более чем устойчивы и дошли в татарском орнаменте вплоть до наших дней. Например, изображения гусей или уточки. Последняя украшала булгарские височные подвески. К счастью, эти шедевры ювелирного искусства сохранились в археологических коллекциях Эрмитажа, Исторического музея в Москве и Национального музея РТ. Сегодня стилизованные версии мотива птицы мы можем увидеть в оформлении домов современных татарских деревень – на резных оконных наличниках. Но благодаря чему эти образы сохранялись в течение столетий?
– Потому что они связаны с мифами и сказками, – отвечает на этот вопрос Гузель Валеева-Сулейманова. – Вспомните легенду о сотворении мира, когда уточка нырнула на дно океана, достала комочек земли, так образовалась суша. Более того, мифы в сознании людей были связаны ещё и с генеалогией, а следовательно, с родовыми тотемами. Каждый знал свой тотем, который нашёл своё развитие в тамгах.
Но со временем у татар эта культура почитания родовых предков исчезла. Она во многом была связана с влиянием кочевых традиций и территориями родоплеменной принадлежности – всё это вытеснила городская цивилизация, и принятие ислама в этом сыграло не последнюю роль, ведь он процветал в городах. Да, именно в них формировалась высокая исламская культура – при мечетях, медресе – высших духовных учебных заведениях. Постепенно, под влиянием этой культуры, происходят изменения в художественном языке – реалистические образы трансформируются в условные – орнамент становится основным выразительным средством в искусстве.
– Он найдёт применение почти во всех видах материальной культуры волжских булгар, – говорит Гузель Фуадовна. – И будет состоять из зооморфных, растительных, геометрических и эпиграфических (буквенных) мотивов. В XVIII–XIX веках схематичность изображений только усилится, противопоставляя себя христианской образной иконописи.
Пожалуй, одним из своеобразных явлений искусства, присущих исламу, можно назвать каллиграфию, рассказывает наш эксперт. Её расценивают как особый талант, данный художнику. Священное кораническое слово, имена Аллаха и пророка, праведных халифов писали в рукописях, вырезали на стенах, вплетали в орнамент надгробий, узоры тканей и ковров, изделий из керамики и металла…
И, конечно же, шамаили! Которые по праву называют феноменом исламского искусства. Панно – обычно с изречениями из Корана – выполнялось на стекле масляными красками, писалось на бумаге, вышивалось по ткани, печаталось литографским способом... Помимо текста на нём можно было встретить и изображение мечети. Надо отметить, что именно у татар это искусство никогда не исчезало. Даже в советские годы, когда религия подвергалась гонениям, искусство шамаиля сохранялось в деревнях. В них часто коранические тексты заменялись народной мудростью – пословицами и поговорками, стихами Тукая. Встречались редкие экземпляры с рисунками! Все они создавались мастерами-самоучками. Профессиональные мастера шамаиля, сумевшие возродить истинные традиции этого вида исламского искусства в Татарстане, появились уже только в постперестроечные девяностые годы.
Шамаиль «Бог красив и любит красоту». Автор – Баки Урманче.
В АВАНГАРДЕ
«Нам нужны художники, которые могли бы рисовать картины, изображая нашу жизнь», – сетовал не кто иной, как Габдулла Тукай. Настало время джадидизма – просветительского исламского модернизма, реформаторского движения мусульман. Начинался расцвет светского европейского искусства – стали появляться такие его виды, как скульптура, живопись, графика. А также газетная и журнальная иллюстрация, которая имела уже реалистический характер. Вспомните «Татарскую девушку с зеркалом» Хадичи Акчуриной.
– Конечно, всё это происходило постепенно, – рассказывает Гузель Валеева-Сулейманова. – Первоначально реализм в этих работах был довольно условный. В некоторых изображениях можно было увидеть людей, какие‑то сюжетные сцены. В своих работах первые татарские художники старались отразить жизнь мусульман Волго-Уральского региона, привнося элементы национальной образности. В них – традиции народного творчества, соответствующая цветовая гамма, сохраняется условный язык, который позволяет отнести эти произведения к искусству мусульманскому.
После революции исламская культура оказалась под запретом. Тем не менее она смогла просочиться через все табу, как вода сквозь камни, так или иначе найдя своё отражение в искусстве советского периода. То было время модернизма и становления высокого татарского искусства, в котором мусульманские традиции выражались опосредованно – через образность и символизм, плоскостную композицию, характерные для исламского искусства, цветовые решения, а порой и каллиграфию, которую мы можем видеть в татарской графике 1920‑х годов.
Все эти приёмы как нельзя лучше легли в русло нового, революционного творческого объединения двадцатых годов – так называемого «Левого фронта искусств» (ЛЕФ), лидером которого был сам Маяковский. Авангард, конструктивизм – это те прогрессивные направления в искусстве, в которых татарские художники смогли творить в своём неповторимом восточном стиле. А он, как мы знаем, многие столетия формировался под влиянием исламской культуры. И вот перед нами новаторское для того времени творчество Баки Урманче, книжная графика Шакира Мухамеджанова, плакаты Фаика Тагирова…
Сегодня продолжение исламских традиций можно встретить в работах наших казанских модернистов, таких как Альфия Ильсова, Рустем Шамсутов, и многих других художников, которые активно используют в своих живописных картинах образы исламской мифологии.
Картина «Марьям, срывающая плод» современного художника-модерниста Альфии Ильясовой.
МУЗЫКА НАС СВЯЗАЛА
Оказывается, древний танбур может звучать современно. Во всяком случае, в руках Алмаза Асхадуллина он будто оживает, становясь связующей нитью между нашими днями и Средневековьем. Алмаз – один из участников этногруппы «Алпар», которые увлечены идеей возрождения старинного музыкально-инструментального искусства Поволжья. Помимо танбура в их арсенале и другие тюркские инструменты – думбра, курай, кубыз, даф. Древние мелодии ребята обрамляют современными аранжировками, и такое переосмысление культурного наследия звучит ну очень интересно.
– Появление ислама в Поволжье привнесло в наш регион много новшеств, в том числе восточную поэзию. А где поэзия – там и музыка, – продолжает моё погружение в музыкальную исламскую культуру Геннадий Макаров. Музыковед-фольклорист, педагог кафедры татарской музыки и этномузыкологии Казанской консерватории к тому же известен как исполнитель и мастер-изготовитель традиционных инструментов.
Законодательницей культурной моды для многих тюркских народов была Бухара. Молодёжь стремилась туда учиться, а затем несла эти знания и традиции к себе на родину. Энциклопедией той культурной жизни для нас может служить средневековая литература – из неё мы узнаём о системе стихосложения, которая использовалась тогда в поэзии, о ритмах мелодий и местных музыкальных инструментах. Которыми, конечно, были не гармонь или фортепиано, а те самые думбра, курай, даф…
– Ритмы поэзии оказались наиболее устойчивыми и до сих пор сохранились в народе, – рассказывает Геннадий Макаров. – Более 40 лет я езжу по сёлам с экспедициями и записываю эти произведения – касыды, газели, рубаи, мунаджаты, баиты. Всё это жанры музыкально-поэтического искусства, которые формировались под влиянием ислама на основе народной поэзии и древних музыкальных традиций.
Удивительно, но то, чему в советский период внимания не уделялось, смогло существовать в народе параллельно с новой идеологией. Исследователи татарской культуры по понятным причинам старались феномен духовной поэзии не затрагивать. Тем не менее записывали. Так пение наших бабушек сохранилось в звуковых архивах многих институтов.
Что характерно для этих произведений? Они исполняются напевно в характерных восточных ритмах и в них нет мелизмов (орнаментальности), так характерных для татарских этнических песен. Исполнителю важно сохранять определённый метрический размер. В основе текстов лежат назидания, сюжеты из жизни пророка и мусульманских святых. Тем не менее эталона мусульманской музыки не существует, рассказывает Геннадий Михайлович. Поэтому нередко турки, слушая татарскую музыку, спрашивают: «Это же китайское звучание?»
Появление джадидизма отразилось и на местной мусульманской культуре. Если суфии продолжали сохранять укоренившиеся в Поволжье среднеазиатские традиции, были против европейских новшеств, то реформаторы-джадидисты приветствовали «обновленчество». Зарождается новый слой татарской культуры. Возникает сценический слой музыки и стремление уйти от религиозных канонов. Укрепляется стиль пения с мелизмами, который сегодня мы можем слышать в песнях «Кара урман» или «Тафтиляу». Возникает новотатарское музыкальное искусство со скрипками, мандолинами, гармоникой – и это начало уже совсем другой музыкальной эпохи. Старинные же традиции исполнения духовной поэзии все эти годы сохраняются в быту как уходящее искусство.
– Сегодня у многих есть желание возродить ту средневековую культуру, связанную с восточной поэзией, её звучащие по-восточному ритмы и напевы, – рассказывает Геннадий Макаров. – По результатам фольклорных экспедиций и старинных книг я смог воссоздать думбру, танбур, бубен даф. Не все, конечно, понимают. «Зачем нам всё это? – говорят. – Давай лучше на гармошке поиграем, по-нашему!» Тем не менее сегодня это направление получает огромный резонанс и полную прописку в современном этнокультурном движении.
Прикоснуться к старинному искусству мусульман Поволжья (и не обмануться!) можно на концертах казанского фольклорного ансамбля «Бэрэкэт», чьим идейным вдохновителем является Геннадий Михайлович, ансамбля Казанского государственного института культуры «Жомга кон». И, конечно, этногруппы «Алпар», которой так свойственны эксперименты.
«НАМ МЕНТАЛЬНО БЛИЖЕ»
«В силуэте кирпичных фасадов спрятан не только образ белокаменных стен Казанского Кремля, но и одновременно эстетика и суфийской философии, и советского модернизма, стремящегося к чистоте форм. Это не прямое цитирование, а побуждение к исследованию…»
Так характеризуют свою концепцию нового здания Татарского драматического театра имени Камала участники консорциума под лидерством Bespoke. Но в архитектурном конкурсе она не победила. Хотя, по словам мэра Казани Ильсура Метшина, представители жюри ожидали именно этой победы: «Проект Bespoke был нам ментально ближе…» Первенство же досталось работе другого консорциума под лидерством ООО «Ваухаус», куда вошло японское бюро архитектора Кенго Кума. И этот проект уже успели за глаза назвать ледяным дворцом. А давайте прогуляемся по городу, в котором он будет построен.
– В основном наши архитекторы находятся под влиянием западной культуры, – даёт свою оценку современному облику Казани Гузель Валеева-Сулейманова. – Но в некоторых зданиях мы всё же можем заметить использование национального орнамента. Это относится к декору татарских мечетей и светских зданий как прошлого века, так и века нынешнего и даже зданий (особенно в стиле эклектики), построенных по заказам русских домовладельцев. Например, в оформлении фасадов дома Манакова по ул. Московской, 42. Использование татарского стилизованного орнамента можно обнаружить и в декоре европейского по архитектуре современного здания на углу улиц Кремлёвской и Кави Наджми (дом 10/15).
Использование национального орнамента в оформлении фасадов дома Манакова (Казань, ул. Московская, 42)
А ещё с этой целью интересно рассматривать Театр оперы и балета имени Джалиля. Для кого‑то станет неожиданностью открыть для себя этот сталинский ампир с новой стороны, лишь повнимательнее взглянув на его фасады – колонны, портик, карнизы, сандрики окон, на фонтан в скверике. Во всём царит идея советской архитектуры, отвечающей провозглашённому лозунгу искусства «национального по форме и социалистического по содержанию».
– Дом 58 на улице Пушкина, где ранее располагался известный многим казанцам магазин «Ноты», проектировал архитектор Рашид Муртазин. Приглядитесь, для оформления фасада архитектор взял за основу колонны Соборной мечети в Булгаре, – продолжает перечислять примеры влияния мусульманской культуры на современную архитектуру Гузель Валеева-Сулейманова. – Да, уже в середине прошлого столетия художники-архитекторы озаботились тем, чтобы отразить в своих проектах мотивы татарской мусульманской архитектуры.
Ещё более интересное явление – обнаружить эту тенденцию в новейших хай‑тек проектах. Да, таких, как та самая образная концепция нового здания театра имени Камала. И несмотря на то, что наш эксперт не выбрала для себя проект, в полной мере, на её взгляд, отвечающий критериям национальной архитектуры, ей есть что сказать в защиту победителей. И это – элементы стилистики орнамента, цветовых сочетаний, присущих татарскому искусству, которые были смоделированы в интерьерах и малых формах будущего театра.
К слову, другой подход, в котором нашёл отражение образ мусульманской архитектуры, был представлен в том самом проекте консорциума под лидерством Bespoke, занявшем на конкурсе второе место. В нём есть акцент на присущем суфийскому аскетизму языке архитектурных форм, их лаконичности, а также символике белого цвета, передающего идею чистоты, так часто используемого при строительстве татарских мечетей. Но это, как мы понимаем, совсем другая история…
– В отношении к исламскому искусству не применяется термин «эстетика» в его европейском толковании, – говорит мне Гузель Фуадовна. – Ни Коран, ни традиции пророка (Сунна) не раскрывают формы искусства. Тем не менее не сложно для мусульман делать свои собственные выводы из обоих источников. Послание пророка «Аллах красив и любит красоту» можно считать основой мусульманской эстетики, оставляющей для художника достаточно свободы для творчества.
Образ мусульманской архитектуры в концепции нового здания театра имени Камала. Эта работа консорциума под лидерством Bespoke заняла на конкурсе второе место.
Ольга Туманская
Фото из архива Гузель Валеевой-Сулеймановой, иллюстрация – arzamas.academy, Геннадий Макаров
Добавить комментарий