Выпускник казанского университета. Рудольф Буруковский
В мире есть учёный, которого называют королём креветок – он открыл десятки их новых видов. Есть известный собиратель раковин: в коллекции, которую подарил Зоологическому музею МГУ, – 12 тысяч экземпляров, редчайших. Есть поэт и автор удивительной книги «О чём поют ракушки», выдержавшей два издания. Поэт, писатель, коллекционер, открыватель новых видов моллюсков – всё это один человек, Рудольф Буруковский. А самого Буруковского когда‐то впервые открыл миру журналист Анатолий Аграновский – в «Письмах из Казанского университета».
«Если бы мне пришлось сочинять типичного зоолога, я, наверное, сделал бы его милым, восторженным и чудаковатым. Он был бы длинным, как Паганель, чуточку заикался или картавил... Я дал бы ему непростое имя, надел бы на него клетчатую ковбойку, вышедшую из моды лет десять назад, и... не стал бы писать о нём: напишешь такого – скажут, это уже было. Но я встретил его в Казани. Восторженного, длинного, рассеянного. Имя его – Рудольф. Рудольф Николаевич Буруковский. Он студент третьего курса биолого-почвенного факультета...» Таким увидел нашего героя спецкор «Известий». И будто предсказал: у парня – большое будущее…
«КРЕВЕТКА – МОЯ ЗАКОННАЯ ЖЕНА...»
1961 год. Студент-четверокурсник Рудольф Буруковский, книжник, поэт и мечтатель, типичный «ботан», отправляется на практику. Тесный кубрик, жестокая качка и брызги, обжигающие холодом сквозь тяжёлую робу... Практика – на рыболовецком траулере.
Это вам не морская прогулка – промысловая креветочная экспедиция в северных широтах! Какая здесь, к чёрту, поэзия?! Впрочем, для кого как. Где-то возле Шпицбергена его руководитель, профессор Вагин, любовно рассматривает попавшуюся в трал живность. Восхищается идеальным строением поднятых из пучины креветок и, показывая их «коллеге», заявляет: «Рудик, это – твоё!»
«Вот они и зацепили на всю жизнь», – признаётся спустя полвека профессор Буруковский. Почему именно креветки? «А почему мы любим эту женщину, а не другую? Сможешь сказать? – ответит он вопросом на вопрос журналиста, – То же и для меня с креветками. Именно они моя любовь в науке. Но с ними я полигамен. Я интересуюсь широким кругом проблем: и систематикой, и экологией, и исследованиями питания, и репродуктивной биологией. Но я и в своих интересах полигамен, так как я и коллекционер, и писатель, и поэт. Интересуюсь историей религий, ролью моллюсков и их раковин в мировой культуре и ещё кое-чем. Просто креветки – моя законная жена, а прочие интересы – мои любовницы».
Профессор Рудольф Буруковский в день 80-летия.
КОРОЛЬ? ВЕРНОПОДДАННЫЙ!
– А вы знаете, что вас называют креветочным королём? – спросили однажды у Буруковского, доктора наук, заведующего кафедрой Калининградского государственного технического университета.
– Это в интернете написано? – рассмеялся учёный. – Я всегда говорю, что никогда не стоит верить всяким слухам. Я, конечно, не последний в деле изучения креветок, но королём меня назвать нельзя. Есть более классные специалисты. Например, голландец Липке Бидраг Хольтхойс, американец Феннер Чейс Младший или француз Ален Кронье. Вот их – да. Любого из них можно назвать королём креветок. Меня – нет.
Не последний в своём деле, он открыл 76 новых видов, 7 родов и два подсемейства креветок. Восемь новых видов названы в честь Буруковского, так что корона короля креветок ему вполне по размеру. С другой стороны, найдите другого короля, который бы месяцами пропадал в океане, у побережья Африки, Америки, в арктических водах, а потом сутками просиживал в лаборатории, изучая и систематизируя. Король? Скорее верный подданный её величества науки. Он убеждён: его работа – на 90 процентов тяжёлый и часто грязный труд. Но страшно интересный.
ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК ПРОФЕССОРА ВАГИНА
Большая экспедиция в Северную Атлантику случилась, когда Буруковский был уже пятикурсником. После двух месяцев работы судну «Батайск» понадобился ремонт, и они зашли в Калининград. Профессор Вагин, воспользовавшись случаем, отправился в научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии. Рудольф увязался за шефом и был в восторге от увиденного.
В институте, как он вспоминал, всё дышало морем, в коридорах вдоль стен располагались музейные экспонаты. Пока ученик занимался созерцанием сокровищ, Владимир Львович беседовал с начальством и... продал своего ученика на корню: выяснилось, что в институте нет специалиста по креветкам. Через год в лаборатории Южной Атлантики появился молодой специалист Буруковский.
Университетский профессор Владимир Львович Вагин, так запросто, стоя на скользкой палубе, обозначивший научное будущее Буруковского, а потом и подыскавший ему место работы, был кумиром. Ещё бы, живая легенда, участник арктических океанографических экспедиций на ледоколах «Русанов», «Сибиряков» и «Седов»! И признанный авторитет в сфере изучения морских и пресноводных беспозвоночных. Впрочем, и Вагин, похоже, сразу разглядел будущего учёного в этом нескладном юноше. Рудик, типичный «сухопутный» горожанин, явно заболел морем после первой же учебной экспедиции на Белое море. Везёт тем, у кого в жизни есть Учитель. Не тот, что просто заставляет тебя зубрить формулы или нещадно тычет носом в твои ошибки. Другой – тот, что помог тебе найти себя в этом мире. Университетский профессор Владимир Львович Вагин был Учителем.
С коллегами из «АтлантНИРО».
ИСПРАВЛЕННОМУ ВЕРИТЬ
В университет Буруковский поступил скорее вопреки, чем благодаря. Десятилетия спустя он расскажет, как всё случилось. Перед экзаменами мама предупредила: «Рудик, ты имеешь право только на одну четвёрку – ты еврей (шёл 1957 год...)». Первым экзаменом была физика, билет попался лёгкий. На оба вопроса он ответил без запинки, но ему вдруг предложили решить задачку.
«А правила, вообще-то, были такие: ответил на билет – сразу получаешь «отлично». Чуть ошибся – можешь просить задачку...» Но не спорить же с экзаменаторами!
Задачку Рудольф решил, хотя для этого нужно было знать коэффициенты, которые не проходили по школьной программе. «И здесь я поступил не как 17-летний пацан, – вспоминал он. – Взял листы, с печатями, и представил решение на бумаге». «Хорошо, – сказали экзаменаторы, – вот тебе ещё один вопрос: «Вычисли ускорение силы тяжести в любой точке планеты». «Я понял, что меня валят. Сел на место и минут пять сидел в ступоре. Потом встрепенулся – решил! Взял бумаги – показал. И... получил ещё один дополнительный вопрос... Ответил верно, снова сказали: «Хорошо». И поставили четвёрку».
Рудольф, похоже разуверившись в справедливости всего мира, после этого совсем перестал готовиться. Уходил с утра в библиотеку и запоем читал Джеймса Олдриджа. Библиотека была напротив главного здания университета, как-то вышел – его окликнули: «Буруковский?» Это был один из преподавателей, что валил его на экзамене... Велел идти за ним, повёл по сводчатым университетским коридорам, завёл в какую- то лабораторию, попросил экзаменационный лист и что-то там начеркал...
– Ты хоть видел, что тебе там написали? – спросила мама, когда он рассказал о случившемся. Он и в самом деле даже не посмотрел. «Хорошо» на листе было зачёркнуто, вместо него – «отлично». И рядом короткая запись: «Исправленному верить с разрешения ректора...»
«СЛАВА ИНДИИ» В ГОРОДСКОЙ ХРУЩЁВКЕ
Однажды директор Эрмитажа, прочитав его очерк о морских раковинах и узнав, что Рудольф Николаевич собирает материал для книги, распорядился сделать для него бесплатно фотографии всего ракушечного фонда в Эрмитаже – 120 фотографий! Директор – не единственная «жертва»: послушать рассказы Буруковского об удивительных обитателях морских глубин и увидеть тысячи собранных им редчайших ракушек в конце девяностых – начале двухтысячных люди специально приезжали в Калининград.
Этот единственный в стране музей ракушек располагался... в типовой хрущёвке, где жили Буруковский с супругой, и по понедельникам попасть туда мог любой желающий: экскурсии проводил сам учёный. Показывая свои сокровища – от микроскопических средиземноморских ракушек размером не более двух миллиметров до гигантской полуметровой, со дна Карибского моря, – он превращался в поэта. Древние мифы, легенды, стихи великих поэтов удивительно органично вплетались в текст экскурсионного повествования. И все сокровища здесь можно было подержать в руках или прислонить к уху, чтобы услышать шум волн.
И редчайшую в мире «Славу Индии», и фантастическую 40-сантиметровую пинна нобилес – её Буруковский достал со дна залива африканского порта Дакар.
«По крайней мере половину души я навсегда отдал ракушкам», – напишет однажды Буруковский. Десять лет назад всю свою коллекцию, 12 тысяч экземпляров, учёный подарил Зоологическому музею МГУ. Охранная грамота, выданная дарителю, гласит: собрание раковин – уникальное!
Книга Рудольфа Буруковского «О чём поют ракушки».
РАРИТЕТ ОТ БРАЗИЛЬСКОГО СНОБА
Среди редких раковин, которые присутствуют в коллекции Буруковского, – Конус Глория-марис. Когда-то в нашей стране не было ни одной. А первый экземпляр попал к нам, можно сказать, по протекции... Рудольфа Буруковского. История такова: один из коллег по хобби, тоже собиратель ракушек, оказался в командировке в Бразилии и рискнул нанести визит местному коллекционеру. Между прочим, тот, среди прочих раритетов, обладал сразу несколькими (!!!) экземплярами Конуса Глория-марис. За беседой бразильский конхиломан подчёркнуто демонстрировал превосходство над нашими, чьи коллекции и познания были, с его точки зрения, никакими. Потом речь зашла о конхиологической литературе и хозяин раритетов самодовольно заявил: «Если в вашей стране есть хоть одна книжка про ракушки, я вам позволю выбрать любой из своих Конусов!» И тогда советский командировочный вынул из своего портфеля... книгу Рудольфа Буруковского. Немая сцена…
ВСЕ МЫ РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА
«Кажется, мне было лет семь, когда мы с приятелем Вовкой Чиковым решили узнать, где Казанка впадает в Волгу, – вспоминал Буруковский в своей книге «О чём поют ракушки». – Для этого одним прекрасным летним утром мы отправились вдоль берега реки вниз по течению. Казанка в те времена была узенькой и сильно заросшей тиной. Мы вытаскивали пуки тины на берег и ловили в них вьюнов. Двигались мы то вдоль левого, обрывистого берега, то по противоположному отлогому, где отступившая вода обнажила илистое дно и оно, высохнув, растрескалось на плотные многоугольные плитки. Заходя в воду, мы нащупывали пальцами ног и доставали беззубок. И я до сих пор помню чувство изумления, когда обнаружил, что это нечто, похожее на скользкий зелёный голыш, живое!
...Сидя тогда у костра, полуголые, перемазанные сажей, мы были очень довольны собой и наслаждались жизнью, не подозревая о многом... Не знали, что через десять лет, независимо друг от друга, придём в биологию и даже станем докторами наук».
«СОБИРАНИЕ РАКОВИН ЦЕМЕНТИРУЕТ МИР»
Когда Буруковский ещё только начинал собирать ракушки, товарищ, вернувшийся из экспедиции, передал ему адрес американки, которая хотела наладить контакты с каким-нибудь советским коллекционером. Это была Китти Уэстфолл, мать десяти детей, коллекционер, фотограф, писатель и, по словам Рудольфа, просто замечательный человек, с которой он заочно подружился. Началась же их дружба с того, что Буруковский отправил ей посылку – 14 ракушек, которые нашёл в водах Западной Африки. «Представьте себе: они оказались редкостями и произвели такой фурор, что, по словам Китти, посмотреть на них приезжали любители ракушек за десятки миль. По этой причине они попали на ежегодную конхиологическую выставку во Флориде, в городе Сент-Питерсберг, где получили почётный приз Смитсоновского института – голубую ленту. Но дело совсем не в этом. Китти назвала экспозицию «Раковины с борта советского траулера», снабдив её девизом: «Собирание раковин цементирует мир и всеобщее доброжелательство во всём мире».
Надо ли доказывать, что так оно и было? И да будет так».
ФОРМУЛА ЕГО СЧАСТЬЯ
В одном из своих писем Анатолию Аграновскому (Буруковского с журналистом связывали годы дружбы) учёный как-то написал: «А счастье – это мгновенное состояние души. Я переживал его много раз по самым разным поводам. Может быть, потому, что всё время что-то ищу, а значит, нахожу».
Добавить комментарий