Порядок вещей
Памяти Кирилла Пономарева
26 марта 2018
На столе лежит книга столетней давности. Точнее – 118‑ти летней. 1900‑го года рождения. Ценою в один рубль. Благородно-потрёпанного вида. С пожелтевшими от времени страницами. С буковками «ять» и твёрдыми знаками почти после каждого слова… И всякий, обращающий взор на стол, невольно восклицает «Ах!». Глаза ахающего загораются, он в нетерпении листает книгу, непременно умиляясь её стоимостью, а уж потом, местами углубляясь в чтение, восхищенно цокает и цитирует какие-нибудь обороты, как то: «Дозволено цензурою», «Сцены и эпизоды из давно минувшаго», «Обитательница углов», «Бедность и как с нею люди боролись»…
Книгу принёс в редакцию «Татарстана» наш автор Кирилл Пономарев со словами: «Вот, специально для ваших читателей несу: почитайте, посмотрите, покумекайте, может, чего напечатаете – людям будет интересно об этом узнать. Тут деревни наши татарстанские описываются во времена голода конца девятнадцатого века: быт, болезни, люди, характеры, нравы... Прелюбопытнейшие описания!».
Кое-что из этих описаний он даже зачитал в лицах, не тормозя на тридцатой букве «ять» азбуки-кириллицы (или глаголицы?), и периодически назидательно вознося палец кверху. Потом мы вместе склонились над книгой, выискивая знакомые географические названия: Казанская губерния, Лаишевский монастырь, Мензелинский уезд, деревня Варяш-Баш…
«Потом отдашь!», – сказал он и ушёл, не желая мешать живому знакомству настоящего с прошлым. А я погрузилась в события 118-летней давности, и что‑то даже начала из неё перепечатывать. Это ведь вам не интернет – не найдёшь и не скопируешь подобное ниоткуда. Эксклюзив, редкость, раритет. Прямиком из антикварной лавки старая книга прибыла погостить в редакцию «Татарстана»…
«Потом отдашь!», – сказал он и ушёл. А на следующий день его не стало. Вот так вот бывает: раз‑и не стало. Кому теперь возвращать книгу 118-летней давности?
* * *
Будто в растерянности оглядываем редакцию, везде натыкаемся на присутствие Кирилла Пономарева – заместителя председателя Общественной палаты Татарстана, директора казанского филиала Российской международной академии туризма и потомственного антиквара. Хоть он и не так часто к нам захаживал, но «наследил» порядочно. Иногда вдруг появлялся с интереснейшим рассказом о какой-нибудь пепельнице XX века:
«Моё последнее приобретение – фаянсовая пепельница, сделанная в виде лаптя с брошенной рядом рукавицей. Что она нам может рассказать? – спрашивал Кирилл Николаевич преподавательским голосом. И сам же отвечал: – Это стиль a la russe, очень популярный в начале XX века у нас и за границей. Возросшее у населения чувство патриотизма в связи с событиями на фронтах Первой мировой войны оказалось плодотворным семенем, из которого вырос русский модерн.
Тогда появился спрос на необычную резную мебель: комоды-лари, шкафы-терема, буфеты-избушки, кресла с воткнутыми топорами-подлокотниками и т.д. Стало модным сервировать стол деревянными ложками и мисками. Знаменитые пасхальные яйца Карла Фаберже также выдержаны в этом стиле. Пожалуй, его творения, это вершина русского модерна!
У меня в салоне собрано много вещей этого стиля. Например, плетённый из лыка футляр сигарницы, столовая посуда, серебряные портсигары, солонки, кошелёк с надписью, сделанной старославянской вязью: «Денежки бережёшь – без нужды проживёшь». Тематика обширна, но основа – патриотизм».
* * *
«…У каждой антикварной вещи есть своя история, – делился Кирилл Николаевич с нами и с читателями «Татарстана» следующим рассказом. – Иногда она документально подтверждена (например, имеется заключение эксперта или упоминание в мемуарах одного из владельцев), но чаще кроме клейма изготовителя и монограммы владельца – ничего. В этом случае коллекционеру остаётся, призвав в помощники опыт, интуицию и справочную литературу, её додумывать. Но это‑то и есть самое интересное!»
В предвкушении «додумывания» мы замирали. Кирилл Пономарёв был мастер «додумывания»:
«Вот, к примеру, этот наборчик «Эгоист» конца XIX, начала XX века… – Кирилл Николаевич демонстрирует скромную на вид коробочку с тремя столовыми приборами: вилка, ложка, нож. Поясняет. – Это позолоченное серебро, но от частого использования оно местами поистёрлось. Принёс набор в салон перекупщик, поэтому о том, кому вещь принадлежала, можно только догадываться. Сразу видно, футляр родной, из ценных пород дерева, возможно бук или орех, внутри обит бархатом. Сохранность хорошая, даже застёжка не поломалась. Из чего делаем вывод, что вещь берегли, может быть, как память о предках. И лежала она где-нибудь в глубине буфета. Такие столовые приборы до революции брали с собой в дорогу. Раньше в карету (кстати, были тогда и одноместные экипажи, называемые «эгоистками»), позднее – в автомобиль, на пароход или поезд. Рядом с этим набором мне видится эдакий денди с маникюром. Он сидит в купе или каюте первого класса, а может‑за раскладным столиком на лужайке. Слуга достает из кожаного саквояжа или плетёной корзины сервиз на одну персону: серебряный поднос, фарфоровый чайник, ситечко, молочник, чашку. Отдельно упакованы – штоф и рюмка. Внутри футляра бархатная обивка с нишами, предусмотренными для каждого предмета, чтобы предохранить от битья во время тряски. Вынимает столовые приборы и протирает их. Денди трапезничает неспешно, обстоятельно. Созерцает пейзаж...»
* * *
Наш «редакционный чердачок» «Татарстана», задуманный как место беседы неравнодушных людей на тему «Умрут ли печатные СМИ?», выполнен из старинных вещиц из антикварной коллекции Кирилла Пономарёва: лампа Ильича – та самая, с зелёным абажуром; печатная машинка «Москва» из далёкого 1952-го, её ещё называли «скоропечатник»; радиоприёмник «Vilnius» 1954 года рождения, фотоувеличитель 80‑х – тот самый, который для получения фотографии требовал к себе в компанию: проявитель, закрепитель, глянцеватель, красный фонарь и чтобы в ванной никто, не дай Бог, свет не включил во время процесса… А ещё на нашем «чердачке» стоит тот самый стул, похожий на знаменитую коллекцию собратьев из «12 стульев» Ильфа и Петрова, пресс‑папье – про которое никто уж и не помнит, что оно такое и для чего. А у нас есть – вот оно, в рабочем состоянии! Но особенно мне дорог редакторский портфель – жаль нет уже таких в продаже.
«Номенклатурная вещь!» – рекламировал портфель Кирилл Николаевич, и поведал нам ни одну историю о подобном экземпляре, о том, что в нём могло храниться…
* * *
Он безумно радовался, когда в журнале появилась «Литературная премия журнала «Татарстан» – «Это делает честь общественно-политическому изданию!» – сказано было веско.
А когда встал вопрос о том, где же снять победителя «Литературной премии» на обложку журнала, ответ появился сразу – конечно же, в его антикварной лавке – там лучший писательский интерьер и антураж.
«Да, конечно, снимайте! – ответил он в трубку с какого-то другого конца света, из командировки. – Скажите там, что я разрешил!»
Мы сказали, нас впустили и получилась замечательная фотосессия, когда современный писатель почувствовал себя писателем с вековым именем, обмакивая гусиное перо в чернила и выводя вензелем первую букву своей будущей книги. Под треск свечи в бронзовом подсвечнике времён Людовиках XIV, под тиканье часов, которые так же тикали полтора века назад, отмеряя по секундам быстротечное время… То ли Андерсен пред нами, то ли Байрон, то ли другой… ещё неведомый избранник.
* * *
Вещи остались. Они в целости и сохранности. Они рассказывают свои истории голосом Кирилла Пономарёва. Их ещё много припасено и в «редакторском» портфеле, и под зелёным абажуром лампы, и в сиденье знаменитого стула… «Татарстану» есть о чём поведать своим читателям от имени автора этих увлекательных историй, которых вы не найдете ни в каком интернете – потому что они очень личные, очень глубокие и очень душевные. Их будут знать только двое – я и мой «Татарстан». Таков порядок вещей.
Любимая семья Кирилла Пономарёва.
Книгу принёс в редакцию «Татарстана» наш автор Кирилл Пономарев со словами: «Вот, специально для ваших читателей несу: почитайте, посмотрите, покумекайте, может, чего напечатаете – людям будет интересно об этом узнать. Тут деревни наши татарстанские описываются во времена голода конца девятнадцатого века: быт, болезни, люди, характеры, нравы... Прелюбопытнейшие описания!».
Кое-что из этих описаний он даже зачитал в лицах, не тормозя на тридцатой букве «ять» азбуки-кириллицы (или глаголицы?), и периодически назидательно вознося палец кверху. Потом мы вместе склонились над книгой, выискивая знакомые географические названия: Казанская губерния, Лаишевский монастырь, Мензелинский уезд, деревня Варяш-Баш…
«Потом отдашь!», – сказал он и ушёл, не желая мешать живому знакомству настоящего с прошлым. А я погрузилась в события 118-летней давности, и что‑то даже начала из неё перепечатывать. Это ведь вам не интернет – не найдёшь и не скопируешь подобное ниоткуда. Эксклюзив, редкость, раритет. Прямиком из антикварной лавки старая книга прибыла погостить в редакцию «Татарстана»…
«Потом отдашь!», – сказал он и ушёл. А на следующий день его не стало. Вот так вот бывает: раз‑и не стало. Кому теперь возвращать книгу 118-летней давности?
* * *
Будто в растерянности оглядываем редакцию, везде натыкаемся на присутствие Кирилла Пономарева – заместителя председателя Общественной палаты Татарстана, директора казанского филиала Российской международной академии туризма и потомственного антиквара. Хоть он и не так часто к нам захаживал, но «наследил» порядочно. Иногда вдруг появлялся с интереснейшим рассказом о какой-нибудь пепельнице XX века:
«Моё последнее приобретение – фаянсовая пепельница, сделанная в виде лаптя с брошенной рядом рукавицей. Что она нам может рассказать? – спрашивал Кирилл Николаевич преподавательским голосом. И сам же отвечал: – Это стиль a la russe, очень популярный в начале XX века у нас и за границей. Возросшее у населения чувство патриотизма в связи с событиями на фронтах Первой мировой войны оказалось плодотворным семенем, из которого вырос русский модерн.
Тогда появился спрос на необычную резную мебель: комоды-лари, шкафы-терема, буфеты-избушки, кресла с воткнутыми топорами-подлокотниками и т.д. Стало модным сервировать стол деревянными ложками и мисками. Знаменитые пасхальные яйца Карла Фаберже также выдержаны в этом стиле. Пожалуй, его творения, это вершина русского модерна!
У меня в салоне собрано много вещей этого стиля. Например, плетённый из лыка футляр сигарницы, столовая посуда, серебряные портсигары, солонки, кошелёк с надписью, сделанной старославянской вязью: «Денежки бережёшь – без нужды проживёшь». Тематика обширна, но основа – патриотизм».
* * *
«…У каждой антикварной вещи есть своя история, – делился Кирилл Николаевич с нами и с читателями «Татарстана» следующим рассказом. – Иногда она документально подтверждена (например, имеется заключение эксперта или упоминание в мемуарах одного из владельцев), но чаще кроме клейма изготовителя и монограммы владельца – ничего. В этом случае коллекционеру остаётся, призвав в помощники опыт, интуицию и справочную литературу, её додумывать. Но это‑то и есть самое интересное!»
В предвкушении «додумывания» мы замирали. Кирилл Пономарёв был мастер «додумывания»:
«Вот, к примеру, этот наборчик «Эгоист» конца XIX, начала XX века… – Кирилл Николаевич демонстрирует скромную на вид коробочку с тремя столовыми приборами: вилка, ложка, нож. Поясняет. – Это позолоченное серебро, но от частого использования оно местами поистёрлось. Принёс набор в салон перекупщик, поэтому о том, кому вещь принадлежала, можно только догадываться. Сразу видно, футляр родной, из ценных пород дерева, возможно бук или орех, внутри обит бархатом. Сохранность хорошая, даже застёжка не поломалась. Из чего делаем вывод, что вещь берегли, может быть, как память о предках. И лежала она где-нибудь в глубине буфета. Такие столовые приборы до революции брали с собой в дорогу. Раньше в карету (кстати, были тогда и одноместные экипажи, называемые «эгоистками»), позднее – в автомобиль, на пароход или поезд. Рядом с этим набором мне видится эдакий денди с маникюром. Он сидит в купе или каюте первого класса, а может‑за раскладным столиком на лужайке. Слуга достает из кожаного саквояжа или плетёной корзины сервиз на одну персону: серебряный поднос, фарфоровый чайник, ситечко, молочник, чашку. Отдельно упакованы – штоф и рюмка. Внутри футляра бархатная обивка с нишами, предусмотренными для каждого предмета, чтобы предохранить от битья во время тряски. Вынимает столовые приборы и протирает их. Денди трапезничает неспешно, обстоятельно. Созерцает пейзаж...»
* * *
Наш «редакционный чердачок» «Татарстана», задуманный как место беседы неравнодушных людей на тему «Умрут ли печатные СМИ?», выполнен из старинных вещиц из антикварной коллекции Кирилла Пономарёва: лампа Ильича – та самая, с зелёным абажуром; печатная машинка «Москва» из далёкого 1952-го, её ещё называли «скоропечатник»; радиоприёмник «Vilnius» 1954 года рождения, фотоувеличитель 80‑х – тот самый, который для получения фотографии требовал к себе в компанию: проявитель, закрепитель, глянцеватель, красный фонарь и чтобы в ванной никто, не дай Бог, свет не включил во время процесса… А ещё на нашем «чердачке» стоит тот самый стул, похожий на знаменитую коллекцию собратьев из «12 стульев» Ильфа и Петрова, пресс‑папье – про которое никто уж и не помнит, что оно такое и для чего. А у нас есть – вот оно, в рабочем состоянии! Но особенно мне дорог редакторский портфель – жаль нет уже таких в продаже.
«Номенклатурная вещь!» – рекламировал портфель Кирилл Николаевич, и поведал нам ни одну историю о подобном экземпляре, о том, что в нём могло храниться…
* * *
Он безумно радовался, когда в журнале появилась «Литературная премия журнала «Татарстан» – «Это делает честь общественно-политическому изданию!» – сказано было веско.
А когда встал вопрос о том, где же снять победителя «Литературной премии» на обложку журнала, ответ появился сразу – конечно же, в его антикварной лавке – там лучший писательский интерьер и антураж.
«Да, конечно, снимайте! – ответил он в трубку с какого-то другого конца света, из командировки. – Скажите там, что я разрешил!»
Мы сказали, нас впустили и получилась замечательная фотосессия, когда современный писатель почувствовал себя писателем с вековым именем, обмакивая гусиное перо в чернила и выводя вензелем первую букву своей будущей книги. Под треск свечи в бронзовом подсвечнике времён Людовиках XIV, под тиканье часов, которые так же тикали полтора века назад, отмеряя по секундам быстротечное время… То ли Андерсен пред нами, то ли Байрон, то ли другой… ещё неведомый избранник.
* * *
Вещи остались. Они в целости и сохранности. Они рассказывают свои истории голосом Кирилла Пономарёва. Их ещё много припасено и в «редакторском» портфеле, и под зелёным абажуром лампы, и в сиденье знаменитого стула… «Татарстану» есть о чём поведать своим читателям от имени автора этих увлекательных историй, которых вы не найдете ни в каком интернете – потому что они очень личные, очень глубокие и очень душевные. Их будут знать только двое – я и мой «Татарстан». Таков порядок вещей.
Любимая семья Кирилла Пономарёва.
Добавить комментарий