«Прочь к чертям иллюзии о музе!»

Лейтенант, командир стрелкового взвода. Гиблая должность: провоевал неделю и остался цел – считай, в рубашке родился. Яруллину везёт: попал под Сталинград – уцелел. Потом Курская дуга, тоже страшная мясорубка, – снова жив. В перерывах между боями все мысли о доме – в Казани ждут жена и дочурка, Наилюшка, её он ещё ни разу не видел – родилась, когда он уже был на фронте. А музыка? Она с ним всегда. Короткое затишье, командир роты Самойлов застаёт лейтенанта Яруллина в сильной задумчивости. Сидит на пне, сосредоточенно выстукивает что‑то пальцами по дереву будто по клавишам. Мелодию?

ТАНЕЦ ПОД ЕГО ДУДКУ

Сороковой год, начало лета. В Казани демонстрация по случаю двадцатой годовщины Татреспублики. В колонне молодых артистов – красивая яркая девушка с точёной фигурой. Балерина Галина Сачек.

– Давайте познакомимся, меня зовут Фарид, – идёт напролом обычно совсем не общительный Яруллин.

Годы спустя Галина расскажет, каким она увидела его в ту первую встречу: «Лёгкий, едва уловимый акцент, невысокая крепкая фигура, зачёсанные назад густые волнистые волосы, добрая улыбка серых глаз…» Совсем скоро она станет называть его «мой Фарид»*…

Её Фарид весь в работе. В насквозь прокуренных комнатёнках гостиницы «Совет» творится история. 26-летний композитор Яруллин пишет музыку к «Шурале» – первому татарскому балету. Создаёт одну за другой, всё время что‑то исправляя, сцены «Шурале», балетмейстер Леонид Якобсон тут же «переводит» музыку на язык хореографии.

«Вот Фарид садится за рояль вместо концертмейстера, я ловлю его внимательный взгляд и удивляюсь, как он, незнакомый со спецификой балета, уверенно, чутко и вдохновенно следует в своём аккомпанементе за ускользающим, всё время меняющимся рисунком танца. Смеётся: «Ага, танцуешь под мою дудку!»

ПЕСНИ ДЛЯ ДОЧЕРИ

Сорок второй год, июль. Пыльный жаркий Саратов. Профессор Генрих Литинский ведёт занятие в эвакуированной сюда Мос­ковской консерватории. Неожиданно в аудиторию заглядывает военный. Шинель, лейтенантские погоны, уставшее осунувшееся лицо.

– К вам на двое суток по распоряжению командования части, расположенной между Волгой и Уралом! – докладывает боец, чуть заикаясь от радостного волнения.

На сильно похудевшем лице возбуждённо блестят выразительные глаза. И всё та же открытая подкупающая улыбка. Это Фарид Яруллин, его любимый ученик! «Человек, который с первого взгляда завоевал симпатии со стороны тех, с кем ему приходилось общаться – как в творчестве, так и в жизни».

Почти все из отпущенных им сорока восьми часов педагог и его ученик говорят о музыке. Фарид показывает Литинскому фрагменты из своей оркестровой сюиты, потом – из кантаты на тему грядущей Победы, которую, как выясняется, он написал на свой собственный поэтический текст.

Размечтавшись, Яруллин рассказывает педагогу о новых планах. Хочет написать концерты для скрипки с оркестром и для виолончели с оркестром. А ещё обязательно цикл детских песен для фортепиано. И первой исполнительницей пусть будет его Наилюшка!

Наверное, в какой‑то момент Литинскому становится страшно. За Фарида, за океан музыки в его светлой голове. Литинский растерян: эти двое суток – миг. Дальше – фронт.

Спохватившись, Генрих Ильич решается переговорить с комбригом Гуторовым, начальником военного факультета консерватории. Тот сразу всё понимает. Связывается с командованием военного округа. Договаривается: лейтенанта Яруллина переведут на военфак консерватории.

Фарид Яруллин. 1941 год.

МУЗЫКА ДЯДИ ШУРАЛЕ

Незадолго до войны. «Дядя Шурале! Папа, дядя Шурале пришёл!» – радостно объявляет на весь дом Светочка, дочка композитора Назиба Жиганова, повиснув у гостя на шее. По-другому Яруллина она и не называет: друзья, когда встречаются, только и говорят о балете, музыку к которому пишет Фарид Яруллин. Разговор, добрый и мягкий, потихоньку переходит в спор, и тут застенчивого Фарида не узнать: своё музыкальное видение готов отстаивать до хрипоты.

Пожеланий и подсказок Фарид, похоже, совсем не терпит, обычно флегматичный, вскипает как вулкан. Жиганов – однокашник по консерватории, но и он не авторитет. Единственный человек, вкусу которого Яруллин всецело доверяет, – наставник Генрих Ильич Литинский. Когда что‑то не складывается в творчестве, Фарид бросает всё и мчит в Москву за советом. Так продолжается до тех пор, пока профессор, искренне переживавший за любимого ученика и его «Шурале», не переезжает на время в Казань...

Фарид пишет быстро и легко. Так кажется со стороны. Только близкие знают, как даётся эта лёгкость. «Прерванная на полпути фраза, внезапная замкнутость, сдержанность в проявлении чувств, частая рассеянная задумчивость – всё выдавало в нём постоянную поглощённость творчеством». А тут ещё нещадно поджимает время: премьера «Шурале» должна состояться на первой Декаде татарского искусства в Москве. В августе 1941-го.

Слева направо: Назиб Жиганов, Генрих Литинский (впереди), Фарид Яруллин, Ахмед Файзи.

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ

Сорок второй год. Что‑то там не сложилось в военных ведомствах. Обещанного вызова в консерваторию лейтенант Яруллин не дождётся – часть срочно отправляют на фронт. Командир роты, в которой служит взводный Яруллин, сразу подметит его какую‑то невоенную выправку. В остальном – никаких претензий: за чужие спины не прячется, смел, решителен.

Знай дивизионное начальство, что у них в части служит известный татарский композитор, возможно, и перевело бы куда-нибудь поближе к штабу, но Яруллин о гражданской жизни не распространяется: ни к чему. Про то, что его комвзвода – композитор, ротный узнает случайно, когда тот в редкие минуты отдыха будет выстукивать по дереву какую‑то мелодию. Правда, что значит композитор, командир роты, похоже, не совсем понимает. Предлагает Яруллину сыграть бойцам на гармони и удивляется, когда тот отказывается.

В письмах жене Фарид почти ничего не сообщает о фронтовых буднях. Вскользь упоминает о том, что четыре месяца провёл в госпиталях – болел тифом. В одном из писем пишет, что снова едет на фронт, даёт понять: скоро, возможно, окажется «в самом пекле сегодняшних событий». «Самое пекло», если судить по дате, это Сталинградская битва. Успокаивает жену: «В нашей победе не сомневайся!»

А музыка, «Шурале»? Они по-прежнему главенствуют в его мыслях. «По правде говоря, второй акт самый слабый вышел по музыке, и я не раз со скрипом в сердце сдавал их (ноты) Якобсону, и никогда не был уверен в успехе её (музыки), и при случае, даст Бог, выкину её (музыку) в помойную яму, – пишет он жене. И обещает: – Недоделанный халтурный акт сделаю совершенно заново. Я всё время думаю о нём, и берёт меня досада за то, что так безбожно зацепился на подъёме всего спектакля». Тут же поправляет самого себя: «Ну а сейчас думы должны быть направлены в другую сторону».

Выдержка из другого письма: «Нахожусь на фронте. Что будет дальше – увидим. А сейчас единственное моё желание – как можно больше истребить немецких гадов, которые так мерзко отняли у меня мою любимую профессию, жену, родных. При благополучном исходе надеюсь наверстать упущенное и написать ещё лучше произведения, чем когда‑то писал их раньше».

«Шурале». 1945 год.

МЕЧТЫ. ЗА ДИРИЖЁРСКИМ ПУЛЬТОМ

Казань. Музыка, сочинительство заполняют всё его существо, кажется, совсем не оставляют ему свободного времени. Другие увлечения? Все они тоже связаны только с музыкой. Он блестящий концертмейстер – кажется, тут ему мало равных. А про другое сильное увлечение мало кто знает. Фарид всерьёз хочет освоить искусство дирижирования.

С Галиной, женой, иногда обсуждает возможные варианты программы авторского концерта для своего дирижёрского дебюта. Правда, про себя Галина, кажется, над этими мечтами посмеивается. «Фарида вполне свободного и раскованного, пока не возникал повышенный интерес к его особе, трудно было вообразить за дирижёрским пультом, где ему надолго предстояло быть в центре внимания не только оркестра, но и всего зрительного зала».

Но главное сейчас – это его «Шурале». Из комнаты, где работает Яруллин, с утра до 23:00 слышны чарующие звуки, хореограф Якобсон всё время в приподнятом настроении: балет получается! На одном этаже с композитором квартируют артисты балета. Они иногда собираются за закрытыми дверями, слушают.

Юная танцовщица Рауза Енгильдеева тоже заворожена этой музыкой: в головё все время звучат Вальс птиц, адажио Сююмбике и Былтыра, танцы в лесу Огненной ведьмы, Шурале… Фарида она иногда встречает в артистической столовой, он не общителен, но всегда доброжелателен.

«В последний раз он сказал мне, что поедет, кажется, скоро защищать Родину. Пообещал: «Мы ещё встретимся, когда прогоним фашистов, мы ещё покажем наш балет. Правда?»

Письмо с фронта.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Бои на Курской дуге – страшная мясорубка, в которой лейтенант Яруллин уцелеет. 31 июля 1943 года он напишет жене с фронта: «Прочь к чертям иллюзии о музе! Настоящая музыка была здесь, когда шестнадцатиголосая контрапункция «Катюши» в ансамбле с «Лука-Лукичом» и «Марфушей» в общей симфонии рёва воздушных и наземных богатырей подняли вверх тормашками всех головорезов Гитлера. Такую симфонию я ещё не встречал ни в одной музыкальной литературе мира! Рад констатировать, что я являюсь сам созерцателем и молекулом его. Горе, говорили, тому, кто вынудит русскую дубинушку подняться… Бывает, конечно, всяко… Война... Но моральный дух наш с каждым днём всё возрастает и возрастает…»

Кто знает, может быть, читая это письмо, Галина вспомнит, как однажды поздно вечером, возвращаясь из кино, они встретили на казанской улице танковую колонну. Лязг гусениц, грохот моторов, стволы орудий…

«Если бы мне пришлось с этим столкнуться, я бы, наверное, забыл зарядить пушку», – задумчиво скажет Фарид Яруллин…

Два с половиной месяца спустя взвод Фарида Яруллина наступает уже на Западном фронте – вдоль шоссе Москва – Минск, освобождает Белоруссию. Семья ждёт письма, но придёт извещение: «Пропал без вести…» Премьера балета «Шурале» состоится в Казани в марте 1945 года. Потом балет поставят в Санкт-Петербурге, Москве, яруллинская музыка будет звучать в европейских столицах. В 1958‑м за музыку к балету «Шурале» Фарид Яруллин будет удостоен Тукаевской премии, посмертно. Правду узнают через сорок лет после Победы. В середине восьмидесятых в Казань придёт письмо от белорусских поисковиков: разыскивают родственников Фарида Яруллина. Его имя – на скромном обелиске над братским воинским захоронением близ деревни Новая Тухиня Витебской области. Дата гибели – 17 октября 1943 года.

В 2004‑м в Казани состоится концерт, посвящённый 90‑летию со дня рождения Фарида Яруллина. Здесь впервые будет исполнена ария главного героя из оперы Фарида Яруллина «Зульхабира». Он не успел её завершить, сохранились лишь отдельные наброски. Арию дописал, бережно сохранив стиль Фарида, его младший брат, тоже композитор, Мирсаид Яруллин. Сколько замыслов ушло в вечность вместе с командиром взвода Фаридом Яруллиным, нам узнать не дано. В 1943‑м автору балета «Шурале» было 29 лет.

Жена Фарида Яруллина – балерина Галина Сачек-Яруллина.