УРЮРВКОС

Мальчик родился 25 апреля 1961 года. Страна была под впечатлением от космического подвига Гагарина. А сам он – ясноглазый, улыбчивый – не сходил с телеэкранов. Его фирменное «Поехали!» советские люди повторяли друг другу по любому поводу и смеялись – от гордости и счастья. Как будто это они все разом – всей страной, преодолев оковы земного притяжения, слетали к звёздам... Только богомольные бабушки неодобрительно поджимали губы. Нет, если бы Гагарин увидел в космосе Бога, бабушки тоже примкнули бы к стройным рядам радующихся. Но Гагарин не увидел...

«Это ещё не значит, что Бога нет!» – заявила баба Настя. Она вообще не доверяла научно-техническому прогрессу. Даже мясорубкой не пользовалась. Предпочитала резать мясо ножом – мелко-мелко. Правда, делать это ей доводилось не часто. Во-первых, мясо заводилось в семье примерно раз в месяц. А во-вторых, невестка Людка сидела в декретном отпуске и готовила сама. Плохо, между прочим, готовила – невкусно. Но это, наверное, потому что беременная, думала баба Настя. Хотя Павлуша ест и не жалуется. Любит потому что.

И вот наконец Людка разродилась мальчиком. Как раз на Василия, обрадовалась баба Настя, надеясь, что внука назовут в честь деда, бабнастиного мужа, который сложил голову ещё в первую войну. Но молодые огорошили женщину, объявив, что дадут новорождённому имя Урюрвкос. Это что ещё за бесовщина?! – подумала баба Настя, а вслух сказала: «Что?» Оказалось, что имя, которым Павлуша с Людкой намеревались наречь сына, расшифровывалось как «Ура, Юра в космосе». И баба Настя сразу вспомнила свою племянницу по имени Трактор. Так её чокнутые родители назвали дочку на волне индустриализации всей страны. Если б на волне электрификации, то, может, хоть Электрой назвали бы. Всё лучше звучит. А Трактор мучилась до 18 лет, пока не уехала в город и не поменяла себе имя на Татьяну.

То есть Урюрвкосу тоже предстоит 18 лет терпеть насмешки? Нет, баба Настя не могла этого позволить. «Только через мой труп», – хотела сказать она, но потом решила, что Люд- ка с Павлушей только обрадуются улучшению жилищных условий. Особенно Людка. Сразу детскую устроит в комнате, где живёт баба Настя. Хотя она не против, пусть Урюрвкос живёт в её комнате. Тьфу ты... Нет, пока не привыкла к этому бесовскому имени, нужно срочно придумать другой план. И баба Настя пошла думать в сквер недалеко от медучилища.

Как раз в это время у моей мамы был перерыв между лекциями, и она вместе с подружками вышла подышать весной. Девчонки
в белых халатах, весело переговариваясь, шли по аллее, не обращая внимания на пожилую женщину в тёмном платке. А баба Настя проводила их взглядом, привычно сожалея о том, что сама так ни на кого и не выучилась. Сначала было негде, потом – некогда. А сейчас не до того – внука спасать надо! Баба Настя пригляделась: вот эту медсестричку – в очках, с кудряшками, выбивающимися из-под белой косынки, – она знает. Это квартирантка Айгуль-абыстай – татарской старухи, что живёт по соседству. Одно время баба Настя даже положила на девчонку глаз как на потенциальную невестку – и хозяйственная, и работящая, и ест немного. А то, что у неё очки, – это ничего. Может, хоть умная. Уж профессию себе выбрала что надо! Считай, свой врач в доме. Не то что Людка – кино крутит в клубе.
Ни уму, ни сердцу. И мужики вокруг крутятся. И Урюрвкоса этого, баба Настя уверена, Людка придумала! Павлуша бы не додумался... «Мадина!» – крикнула баба Настя вслед девчоночьей компании, чудом вспомнив имя очкастой медсестры – не давались ей татарские имена, даром что всю жизнь по соседству с этим народом прожила. Всё норовила она переделать их на свой лад: Фатыха Фёдором звала, Залифу – Зойкой. Но с Мадиной этот номер не прошёл – стоило бабе Насте как-то окликнуть её Машей, она мило улыбнулась: «Что, Наргиза-абыстай?» Баба Настя растерялась: «Но я не Наргиза...» Мадина улыбнулась: «Так и я не Маша».

«Мадина!» – крикнула баба Настя. Девушка, отделившись от компании подружек, поспешила к женщине. Мадина жалела соседку –
та была ещё не совсем старая, но уже такая морщинистая и сгорбленная, что походила на глубокую старушку. «Что, баба Настя? – спросила Мадина. – Что-то случилось?» «Случилось, – скорбно поджала губы женщина. – Горе у меня...»

...Мадина, как и весь советский народ, была в восторге от Гагарина. Сразу после его легендарного полёта в космос ректор их училища, Андрей Павлович Вязьмин, собрал будущих медиков в актовом зале и произнёс речь. Мадина слушала его проникновенные слова
о подвиге первого космонавта и думала о том, что Юрий Гагарин ведь всего на шесть лет её старше. Интересно, а она смогла бы, как он, – в космос? В эту безжизненную чёрную пустыню – одна? Пусть всего на 108 минут – смогла бы?! Или испугалась бы?

«Мы впереди планеты всей!» – как сейчас слышит Мадина голос ректора.

Но сейчас, слушая рассказ бабы Насти, Мадина не может понять, в какой момент восхищение талантом космонавта обрело такие... причудливые формы. А сам Гагарин как отнёсся бы к тому, что по улицам одного татарского городка будет бегать мальчик по имени Урюр­вкос? Кажется, она начала рассуждать вслух, потому что баба Настя вскинулась, назвала её умницей и быстро, как могла, посеменила прочь из парка. Путь её лежал в редакцию газеты «Заветы Ильича». Нет, телефона Юрия Гагарина у них нет, но даже если бы был – разве можно давать его всем подряд? Можно написать письмо – через «Останкино», а там передадут. Может быть... Но письмо – это долго. Пока оно дойдёт, пока Юрий ответит, маленький Урюрвкос уже в детсад пойдёт!

К своим первым насмешкам. «Отведите меня к редактору!» – потребовала баба Настя.

Выслушав взбудораженную пожилую женщину, редактор согласилась с тем, что Урюрвкос – это, наверно, перебор... Вот имя Сталина нормально звучит, и Марлен (Маркс­Ленин), и Вилен (Владимир Ильич Ленин). А Урюрвкос даже на имя не похоже! Редактор пообещала открыть читательский диспут на тему перегибов в сфере советской ономастики в следующем же номере. Но бабу Настю не устраивала скорость, с которой советские СМИ реагируют на просьбы трудящихся. Может, тогда на радио?..

В местной радиорубке к бабе Насте отнеслись со всей серьёзностью. Как раз записывали очередную передачу про Гагарина. Про женщину с внучкой, собиравших грибы в лесу и первыми увидевших Гагарина, вылезшего из капсулы, уже вещали. «Вы что, с неба свалились?!» – грибницы даже не подозревали, как близки они были к истине. Про развязавшийся у Гагарина шнурок на ботинке – как раз во время встречи с Хрущёвым – тоже говорили. А тут советская гражданка с чем­то новым и свежим!

Бабе Насте дали в руки микрофон, велели не шамкать и не чмокать – говорить громко и отчётливо – и махнули рукой. Загорелась лампочка «Идёт запись». Баба Настя заробела. Тут всё так серьёзно: деловые молодые люди с горящими глазами, суета, беготня, портрет Никиты Сергеевича с охапкой кукурузы, змеящиеся чёрные шнуры на полу и стены, обитые чёрным поролоном. Как в гробу, почему­то показалось бабе Насте. Она сглотнула и быстро затараторила о том, как это чудесно – жить в стране, которая первой покорила космос, какой молодец Юрочка Гагарин, теперь на Луну, и пусть американцы утрутся, верим, гордимся, вместе, вперёд, всегда...

«Так вы хотели что­то про имя сказать?» – разочарованно протянул ведущий, слушавший по ночам голоса и мечтавший вещать по ту сторону океана. Баба Настя торопливо ответила, что имя Урюрвкос – просто замечательное, и поскорее выбежала на воздух. Там сидели в засаде тополиные почки. Плотно обсев тоненькие веточки, они только и ждали следующего утра, чтобы явить миру своё нежно­зелёное нутро в младенческом клею смолы. Баба Настя потрогала ветки, хотела сорвать парочку – в бутылку из­под молока если поставить, то весна в отдельно взятой квартире наступит быстрее. Но пожалела. И побрела домой.

Дома было сыро от запаха хозяйственного мыла и сушащихся пелёнок. Людка вышла на порог, держа в руках свёрток с младенцем. Людка была бледной и какой-­то рыхлой – как картошка, которая всю зиму пролежала в погребе. Бабе Насте стало вдруг остро жаль невестку: ходила такая тяжёлая, потом двое суток мучилась в роддоме, потом желтушка у ребёнка. «Это всё ваш резус», – неодобрительно сказала врачиха, и Людка почувствовала на своих плечах весь груз вины всех матерей на свете – от Медеи до Царицы Небесной. «А там уже почти весна», – сообщила баба Настя невестке. Та неопределённо кивнула и сказала, что в доме нет хлеба, а Пашка скоро вернётся с работы. Бабе Насте не нравилось, как пренебрежительно Людка называла её сына Пашкой, но сейчас она не обратила на это внимания – уж по сравнению с Урюрвкосом­то... «Сходить?» – спросила баба Настя. «Я бы сама сходила, – ответила Людка. – Вы ж только пришли... И в ЗАГС надо заглянуть – ребёнка зарегистрировать». «Ну вот и всё», – подумала баба Настя. Был просто эфемерный Урюрвкос, а станет Урюрвкос Павлович...

Но каким­-то краешком сознания, маленьким и узким, как серп молодой луны, как травинка­-былинка в поле, как полупрозрачная кожура яблока, как только она умела чистить, баба Настя поняла: лучшее, что она может сде­лать для Людки – это выпустить её в весну.
«А и сходи. Я посижу с Урюрвкосом», – сказала она, торопливо снимая пальто. Людка поморщилась: «С Юрочкой. Мы передумали...»

Счастливая баба Настя сидела у окна и качала на руках спящего внука. Где­то очень высоко в чёрном космосе летали ледяные кометы, где­-то очень далеко Юрий Гагарин готовился к поездке в Великобританию на приём к королеве Елизавете, где-­то очень близко шла по улице будущая медсестра Мадина, по детской привычке заглядывая во дворы. Она увидела в окне бабу Настю и помахала ей рукой. Баба Настя не могла ответить ей тем же – боялась потревожить сон ребёнка.