Радион Букаев: Мышление современных подростков не клиповое, оно - пиксельное

 
– В интервью вы рассказывали, что сейчас занимаетесь несколькими направлениями жизни ТЮЗа – грядущим 90-летним юбилеем, планами на период реконструкции, формированием репертуара. Это совмещение роли управленца и режиссёра не вгоняет в стресс?
– Как говорил Владимир Немирович–Данченко, режиссёр – это три ипостаси: организатор, педагог и творец. Я не чувствую раздвоения личности, у меня это совмещено. Есть люди, которые не владеют организаторскими способностями, но при этом являются уникальными интересными режиссёрами, есть другие. Я вот такой. – В конце марта состоялась премьера вашего спектакля «Первый тайм». Это начало большого проекта? – В 2022 году театру исполнится 90 лет. У меня возникла идея сделать несколько постановок о разных эпохах его жизни. Я условно разделил его историю на четыре периода. Первый – тот, о котором нам может рассказать Нина Ивановна Калаганова, самая старшая артистка нашего театра. Тогда происходило становление ТЮЗа, вышло несколько очень интересных спектаклей, выдающиеся актёры успели здесь поработать. Следующий период – с 1987 по 1995 год – «Эпоха Цейтлина». Главным режиссёром был Борис Цейтлин, ТЮЗ стал одним из интереснейших театров России, получил «Золотую маску». Потом был период «дом без дома», я так назвал это время. После пожара многие актёры и сам Цейтлин уехали, но постепенно сформировался новый коллектив – многие сейчас работают. Я был на вечере памяти Арсения Курченкова, его коллеги по театру в его честь организовали «квартирник». Думаю, «Дом без дома» должен быть в таком же формате. Заключительный спектакль – «Театр будущего» – выйдет к самому юбилею. В нём, вспоминая прошлое, мы попытаемся предсказать, каким театр будет по крайней мере в ближайшие 10 лет. 
– Судя по «Первому тайму», эта ретроспектива – довольно личная, детализированная история театра. Что делать зрителям, которым она не очень интересна?
– Они просто не придут. Кому‑то нравится клубничный йогурт, кому‑то – черничный, это нормально. Пусть растут все цветы.
– Но разве задача садовника не в том, чтобы вырастить цветок, который бы нравился большинству?
– Я вообще не живу в категории «создать что-то, чтобы нравилось». Я живу в категориях высказывания. Мне важно высказаться. Конечно, я думаю о зрителе, на уровне темпоритма, на уровне создания интересной истории. Но не на уровне «нравится».
– Влияет ли город, в котором вы что‑то создаёте, на ваше творчество?
– Казань – мой родной город. Я здесь родился, здесь провёл детство. Мне важно, что я, сформировавшись в других театрах, вернулся в родной город, и мне есть что ему предложить.
– Казанский ТЮЗ вас вдохновляет?
– В связи с этим театром у меня возникло несколько идей. Наиболее сформированная из них – это спектакль-разговор о школе на языке тех, кто имеет к ней отношение. Что учителя думают про сегодняшних учеников? Что ученики думают о том, что школа им даёт сегодня? Что такое профориентация? Помогла ли школа кому-нибудь понять, чем ему дальше заниматься? Вот в этом поле мне было бы интересно создать диалог, и со зрителем в том числе. 
– Почему вы считаете это важным?
– Если бы я собрал сейчас, например, студентов первого курса любого института, человек сто, и задал бы вопрос: «Скажите, ребята, пожалуйста, кому школа помогла понять, что вам надо идти именно в этот институт?», как вы думаете, из ста сколько человек поднимет руки?
– Трое?
– Вот поэтому мне кажется, что здесь есть о чём поговорить.
– Вы хотите найти точку пересечения интересов детей, родителей, учителей?
– Скорее поговорить о том, что происходит вокруг этого пересечения. Вот у нас на столе предметы современного мира: маска, листочек с вопросами, смартфоны. Вот что действительно отдаляет одно поколение от другого. Взрослые до сих пор не до конца понимают всё про интернет и гаджеты, а дети понимают лучше, чем создатели этих вещей.
– Как вы относитесь к тому, как сегодня подростки выражают себя, участвуя в политических митингах, вступая в ЛГБТ–сообщества, создавая провокационные акции и посты в соцсетях?
– Каждое молодое поколение пытается себя как‑то выразить. Сегодня я наблюдаю некие формы протеста чему‑то общему. Мне кажется, что просто люди не удовлетворены окружающей действительностью. Когда я рос, я чётко понимал, что мы живём в огромной братской стране, в которой, конечно, есть какие‑то несовершенные вещи, но мы все равны и мы должны сделать наше общество лучше. А как бы вы сформулировали сегодняшнюю идею вот таким вот подросткам? В чём идеология? Куда мы идём? Про что наше общество будет через 10 лет? Нет такой формулировки. Но она нужна молодёжи, и как только они её находят, пусть и в форме протеста, сразу тянутся к ней.
– У вас три дочери, какую формулу вы предлагаете им?
– Единственное, что я могу своим дочерям говорить сегодня: главное – это семья. Другой формулы у меня нет даже для самого себя.
– Вы следите за тем, что происходит в соцсетях, в медийном поле?
– Слежу. Не могу, правда, назвать ни одного подростка-тиктокера, который бы мне запомнился. Но мне важно понимать эти культурные коды, образ мыслей. Мне интересно это. Это не клиповое мышление, это пиксельное мышление. Очень много бессмысленного контента, который авторы сделали ради пиара, а не ради идеи, но даже в этом я могу увидеть поиск. Среда необходима для формирования творческого начала, а в «Тик-токе» – огромное пространство среды. Постепенно в ней будут вырастать люди, которые будут создавать смысл.
– Вы такое уже наблюдали?
– Пока нет. Всё это только начинает расти.
– Что вы сейчас читаете, что слушаете?
– Мне интересен период, когда композиторы поняли, что нужно что‑то делать с миром звуков и миром гармонии. Это, например, Стравинский и Шёнберг. Мне интересен период, когда была изобретена фотография, Ницше сказал, что Бог умер, а Чарльз Дарвин изложил свою теорию эволюции. Мне интересно время, когда мои родители, будучи молодыми, мечтали о лучшей жизни для меня, и их рефлексия на тему этого времени. Мне интересны современные драматурги, с которыми я работаю, их попытки осмысления действительности. Мне интересны разные территории у нас в стране. Что, например, сейчас происходит в городе Таре, или в городе Минусинске, или в Магадане. Как там люди строят свою жизнь и пытаются делать этот мир лучше, и что они говорят своим детям. Примерно так. 
– Есть ли у вас сейчас любимый автор?
– Прямо сейчас нет. Но я живу в поле современной драматургии.
– Прочитанное воплощаете?
– Весной в Кирове мы поставили эскиз по пьесе драматурга Ирины Васьковской, в которой исследуется, как меняются истории первой любви во времени. Автор сравнивает, например, как 14-летний мальчик оказывал знаки внимания своей ровеснице 50 лет назад и сегодня. Это интересное погружение. Мы видим, что, как бы ни была несовершенна окружающая действительность, людям всё равно нужно признаваться друг другу в любви. Они всё равно думают про «ту самую», «того самого». Лайкнул/а он/она или не лайкнул/а?
– Были ли в вашей жизни ситуации, которые раскрыли вам суть театра? Помогли найти своё место в нём?
– Были моменты, когда я сидел на каком‑то спектакле и вдруг ощущал невыносимую лёгкость бытия. И это впечатление помогает понять, что не всё так плохо. Собственно, наша работа заключается в создании этой иллюзии. Мы пытаемся людям рассказать о том, что мир не так уж и плох, что он шире, чем они думают. Хотя это спорно, кто‑то говорит, что нет, мы – кафедра.
– Выдаёте что‑то безапелляционное и на этом заканчивается ваша функция?
– Безапелляционность не работает сейчас. В советский период – возможно. Но с тех пор мир стал сложнее, все это признают, даже те, кто пытается говорить безапелляционно.
– Режиссёру тяжело или легко в этих условиях?
– Если у режиссёра есть темы, на которые он готов говорить со зрителем, то он не думает, тяжело это или легко. Он просто идёт и говорит. Главное, чтобы был баланс, точка опоры.
– У вас она есть?
– Моя семья, мои дети.
– Но однажды они вырастут.
– Так же, как и я вырасту.
– Есть ли у вас такое сообщение или мысль, которыми вы хотели бы поделиться прямо сейчас?
– Поговорите с детьми. Не на уровне: «Ты поел? Уроки сделал?», а на более глубинном. Например, «Как твоё настроение?»… Мне хочется создать театр, который побуждал бы к такому диалогу. Когда ты общаешься с ребёнком, ты общаешься с Богом. Ребёнок – это ты. После тебя он будет тобой. Будет нести тот культурный код, который ты ему передал.
Беседовала Олеся Бондаревская
Фото предоставлено пресс-службой казанского ТЮЗа