Ради чего голодал в Чистополе известный советский диссидент Анатолий Марченко

«Освободить всех политзаключённых Советского Союза!» – с таким небывалым требованием начал в 1986 году свою бессрочную голодовку известный советский диссидент Анатолий Марченко. Голодовка продлилась 117 дней, а через десять дней после выхода из неё он умер. Это случилось в декабре в политическом блоке чистопольской тюрьмы. Буквально спустя месяц по стране покатилась первая волна освобождений.

МУЖИК – ИНТЕЛЛИГЕНТ – ДИССИДЕНТ
25 октября 1985 года. Руководство СССР уже провозгласило курс на перестройку, гласность, демократию. А старинный чистопольский тюремный замок встречает необычного арестанта.
Внешне истощённый, в больших очках и со слуховым аппаратом, в сопровождении конвоя он идёт через тюремный дворик. Что он видит? Толстые стены, маленькие решётчатые окна казематов… Заходит внутрь, поднимается по стёртым от времени ступеням на второй этаж. Узкий коридор, справа – из дальнего окна – в глаза бьёт свет. Череда деревянных дверей с глазками и внушительными железными замками. Конвоир открывает одну из них. Нары в два яруса, стол, бак с питьевой водой, тумбочки для нехитрого скарба, вешалка... В таких «апартаментах» Анатолий Марченко проведёт то недолгое время, которое так скупо отмерила ему жизнь.
Этот молчаливый, внешне серьёзный, а временами даже угрюмый человек – один из самых известных в мире диссидентов Советского Союза. Пожалуй, за рубежом по популярности с ним не может сравниться даже Солженицын. Все экземпляры книги Марченко «Мои показания» о хрущёвских и брежневских лагерях разлетелась на Западе как горячие пирожки. К тому же её опубликовал популярный в Америке и Европе «Ридерз Дайджест». Этот простой сибирский мужик волею судеб попал в самую круговерть диссидентской жизни. Почти сразу стал своим в обществе «несогласной» интеллигенции и персоной нон грата – для власти.
– Он был человеком с обострённым чувством справедливости. Откуда оно взялось – этого я не знаю, – говорит Павел Марченко, сын Анатолия Тихоновича.
«Мои показания», как и все последующие его книги, вышли не под псевдонимом – под реальным именем. А ведь даже те, с кого началось советское диссидентское движение, – Юлий Даниэль и Андрей Синявский – предпочитали не «светить» фамилии. «Но если я возьму псевдоним, какие же это будут показания?» – размышлял Марченко. Донести правду – вот его основная цель!
– Ждёшь гонорара? – ещё на воле на какой‑то вечеринке в шутку спросила его подруга Людмила Алексеева.
– Жду, – мрачно ответил тогда он. – Только не рублями, а годами.
Свой «гонорар» он получил сполна – в тюрьмах, лагерях и ссылках провёл почти 18 лет своей жизни. Последний срок начался в марте 1981‑го: десять лет лишения свободы с последующей ссылкой на пять лет – за антисоветскую агитацию и пропаганду. «Раз этот государственный строй считает, что единственный его способ сосуществования с такими, как я, – это держать их за решёткой, ну, тогда, значит, я буду вечно, до конца дней, за решёткой. Я буду ваш вечный арестант», – таким было его последнее слово на суде.
ПЫТКИ ГОЛОДОМ  И… СОСЕДЯМИ
«Разлук так много на земле и разных судеб…» – да, звонкий голос Пугачёвой и её шлягер «Паромщик» вполне мог звучать во дворе чистопольской темницы. «Алку» требовали уголовники – в тюрьме работал специальный радиоузел. Но рядом с такими, казалось бы, человеческими проявлениями граничили вещи вовсе не человеческие.
…Двое заключённых отломали от своих ложек черенки и проглотили. Не выдержали жестоких условий. А так есть шанс попасть в больницу, подальше от тюремных нар. Всё это происходило на глазах Марченко в одной из тюрем, где он отбывал срок, и стало эпизодом его книги «Мои показания». Впрочем, есть в ней и более шокирующие истории. Например, как зэки вырезали из своих тел куски мяса, развели в камере из старых газет костер и сварили «суп» на крови – они глотали его, обжигаясь, заслышав шаги надзирателя...
Пытка голодом. «Нет, невозможно передать, что это такое. Кто сам не пережил её, тот вряд ли поймёт», – писал Марченко. Он испытал её и на зонах, и в других тюрьмах. В Чистополе данные меры воздействия на зэков были доведены до совершенства. Норма «9 б» – три кружки кипятка да три куска хлеба, что‑то горячее – через день. Калорийность, которая даже минимально не восполняет энергетические затраты человеческого организма. Запах ацетона изо рта, потеря рассудка – и это лишь некоторые признаки голодания, которые проявляются уже через несколько недель на таком рационе.
«Чистопольская тюрьма была настоящей психологической лабораторией», – скажет позднее Натан Щаранский, известный диссидент и политический деятель, не раз отбывавший срок в чистопольской темнице. Да, как таковых побоев в те годы в Чистополе практически не случалось. Здесь издевательства носили более изощрённый характер. А, кстати, громкая музыка сводила на нет все попытки поговорить во время прогулок, что для узников политблока было более чем  актуально…
К слову, среди обитателей политического блока чистопольской тюрьмы были личности очень известные: ученый‑нейрофизиолог Владимир Буковский; в будущем профессор Гарвардской школы права Михаил Казачков; почётный член Всемирной психиатрической ассоциации врач Анатолий Корягин; Сергей Ковалёв, который в 90‑е станет уполномоченным по правам человека в РФ, и многие другие. Всего одновременно в политблоке содержатся не более 15–17, самое большее 19 человек. Впрочем, есть среди них и те, кого правильнее было бы отнести к уголовникам, нежели к «политическим».
Марченко досталась камера 25. Но за тот короткий срок, который он пробудет в тюрьме на Каме, камеру он сменит ещё не раз. Как и соседей. А их КГБ подбирал тщательно – по принципу психологической несовместимости.
– Напряжённая обстановка в камере может довести зэка до такого состояния, когда он станет стремиться  вырваться оттуда любой ценой и согласится ради этого стать стукачом, – будет вспоминать потом Натан Щаранский. Марченко же держали только со стукачами, и его камера была самой изолированной в тюрьме, напишет в своих «Тюремных записках» его товарищ Сергей Григорьянц.
«МЫ ПОБЕДИЛИ!»
В рот вставляют две железные пластины – ротооткрыватель. Конвоир крутит ручку, и вращающийся винт растаскивает в стороны челюсти. В образовавшуюся щель протискивают зонд – большущую резиновую кишку. Спазмы мышц заставляют заключённого содрогнуться от боли, к голове подкатывает дурнота, к груди – удушье…
Именно так могло выглядеть принудительное кормление заключённого, объявившего голодовку. В своём заявлении Генпрокурору СССР эту процедуру Марченко называет «коварной и недозволенной формой физического воздействия». Тюремное начальство делает всё, чтобы он прекратил свою отчаянную, беспрецедентную голодовку. Питательная смесь специально готовится неоднородной – куски пищи настолько крупные, что не проходят через зонд, забивая его сразу же. Начинается прочистка – прямо не вынимая из желудка. «Да через такой шланг при желании можно прогнать без помех не то что жидкую питательную смесь, а полтавские галушки или сибирские пельмени!» – пытается шутить в письме прокурору Марченко. Это было в октябре – в самый разгар голодовки. И это при том, что принудительно кормить его начали только на сороковой её день.
«Начинать такое дело – всё равно что отправляться в утлой лодке через океан» – так говорил о бессрочных тюремных голодовках Натан Щаранский. Требования Марченко – освободить всех политзаключённых Советского Союза – были фантастическими, а сам Анатолий – бесконечно твёрд и несгибаем.
Но вдруг друзья узнают о том, что он прекратил голодовку. Новость пришла в письме, которое Марченко разрешили написать жене – правозащитнице Ларисе Богораз. Список продуктов, который опытный в этом деле диссидент просил прислать, мягко говоря, был странным. В нём значились сало, горчица и шоколад. Друзья принимают эту просьбу за шифрованное послание. В документальном фильме «Отщепенцы» они расскажут, что для них это тогда означало: «Мы победили!»
– Так получилось, что самую продуктивную часть своей жизни Толя просидел. Он голодал в своей жизни много, последний раз – уже в перестроечные времена. Его всячески пытались уломать. Почему он снял голодовку? Моё, и не только моё, уверенное предположение – он получил заверения в том, что освобождения вот‑вот начнутся. Он не тот человек, который снимет голодовку просто так, – говорит Сергей Ковалёв.
– Это невозможно сказать наверняка, но есть предположение, что отец оценивал ситуацию в стране таким образом, что его такое требование перестало быть невыполнимым. И вероятно, он был прав, – говорит Павел Марченко.
В тюремном коридоре политблока 9 декабря раздался крик: «Я требую от начальника тюрьмы объявить, где сейчас находится Марченко. Я знаю, что несколько дней назад его увезли в больницу, и администрация не даёт никаких объяснений, где он. Я завтра объявляю однодневную голодовку». Это кричал Сергей Григорьянц. Вместе с ним голодовку объявил и Михаил Ривкин, ещё один арестант, некогда активный участник подпольной группы «молодых социалистов».
На следующий день в камеру к Ривкину зашёл необычный посетитель – ранее никогда отрядный к заключённым не заходил. Присел на нары, закурил, расспрашивал о житье‑бытье. «Ну, вы знаете, Марченко голодовку снял, три дня назад его этапировали в больницу в Казань. Он, конечно, очень ослаб, но по коридору шёл сам, мы его только поддерживали. Сейчас он лечится, поправляется понемногу», – сказал между делом.

Чистопольская тюрьма в 1980-е годы.


 
Только на воле Ривкин узнал – это ложь, Марченко был уже мёртв.
Да, радость родных и друзей была недолгой. Здоровье Анатолия Тихоновича не выдержало. Буквально через десять дней после выхода из голодовки он скончался в больнице. Его тело так и не было выдано родственникам – Анатолия Марченко похоронили на кладбище в Чистополе.
– По смерти Марченко уголовное дело возбуждали семь раз, – рассказывает Владимир Чурбанов, экс‑замначальника тюрьмы по воспитательной работе, не раз упоминаемый в диссидентских мемуарах. – В 90‑е Ковалёв приезжал с депутатской комиссией. Специально с собой врача‑эксперта привёз.
– Мы побывали в пермских лагерях и, конечно, в Чистополе, где продолжал отбывать свой срок Михаил Казачков, – рассказывал нашему журналу  Сергей Ковалёв. – К тому времени мы ещё не успели написать закон «О реабилитации жертв политических репрессий», но помилования, как вы знаете, уже начались. Мы тогда постарались выяснить истинные причины смерти Толи Марченко. Конечно, она была результатом перенесённой голодовки. Несмотря на принудительное кормление, он был страшно истощён. Начались серьёзные проблемы с сердцем и пищеварительным трактом. В городской больнице ему пришлось делать непрямой массаж сердца. Думаю, именно это стало причиной двух сломанных рёбер – кости в результате истощения стали достаточно хрупкими. Это зафиксировано в медицинском заключении. Но если бы помощь была более квалифицированной, возможно, Толя остался жив.
 

СИЗО-5: так сейчас выглядят чистопольская тюрьма, коридоры и камеры,  в которых когда-то располагался политический блок.


 
Сергей Григорьянц и вовсе уверен, что смерть Марченко не была случайностью. «По всемирной его известности Толю нельзя было не освободить одним из первых. И очень страшно было его освобождать – в первоначальные рекламные планы коммунистической перестройки Анатолий Марченко никак не вписывался. Для него не было разницы между «Песней Хорста Весселя» и «Интернационалом», Колымой и Освенцимом, коммунистами и фашистами, а ведь для подавляющего числа диссидентов и шестидесятников целью был коммунизм с человеческим лицом... От революционной романтики был далёк Солженицын и стал далёк Сахаров, но один не собирался возвращаться, другой написал в  Политбюро незадолго до освобождения, что  готов отказаться от общественной деятельности. А Марченко был здесь, ничего не писал и был с точки зрения КГБ очень опасен», – вспоминал Григорьянц в своих «Записках», считая, что Марченко было демонстративно и преступно отказано во врачебной помощи.
Его смерть станет не только одним из самых скандальных событий в жизни политблока чистопольской тюрьмы, но и громким эхом политических репрессий всего Советского Союза. Буквально сразу же по стране покатится первая волна освобождений. Через  неделю после нее, 15 декабря, в ссыльной квартире Андрея Сахарова установят телефон, а на следующий день раздастся звонок. На другом конце провода будет Горбачёв: Сахарову и его жене Боннэр разрешено вернуться в Москву.
«Вернули из ссылки Сахарова, чтобы все забыли о Марченко...» – да, в диссидентских кругах будут и такие разговоры. «Может быть, эта гибель на пороге свободы облегчила и ускорила путь на волю другим», – напишет в предисловии уже к отечественному изданию «Моих показаний» некогда такой же политзэк искусствовед Юрий Герчук.
 
 
 
Фото автора. Из музейного уголка чистопольской тюрьмы  (Сегодня ‑ СИЗО‑5)
Фото автора. Из музейного уголка СИЗО-5.