Поколение свободных

Я ребёнок 70-х. «Потерянное» поколение, выросшее в эпо­ху сплошного обмана. Тогда, например, в магазинах ничего не было, но в то же время суще­ствовала система спецмагазинов для высоких чинов в Кремле. У меня был друг, папа которого там ото­варивался. Некоторые продук­ты я впервые увидел у них дома. О такой несправедливости решил поговорить с директором летней физико-математической школы «Квант» при Казанском универси­тете. Валентина Алексеевна была искренним членом партии. «Спец­магазины – это нехорошо! Давайте напишем об этом!» – говорил я ей. А она мне отвечала: «Да, Паша, это плохо, но, если я буду с этим бороться, мне не дадут развивать нашу школу...» А потом настали девяностые, когда никто не знал, что делать с той свободой, которая на нас обрушилась. Кто‑то начал торговать, зарабатывать деньги, а кто‑то – жечь машины. Дети в то время были какими-то забитыми. Даже хулиганами в преступных группировках и то руководили взрослые… И вдруг этот всплеск последних пяти лет!
 
Им всего по пятнадцать, а они уже вступают в ряды «Молодой Гвардии» или выходят на ми­тинги в поддержку Навального, а кто‑то вообще уезжает из стра­ны – у них появилось своё мне­ние! Эти дети защищали нашу школу, которую хотели закрыть в 2013 году. И защитили, собрав 83 тысячи подписей в её поддержку. Они ничего не боялись. Вот ещё недавние боялись, а эти – уже нет. Отчего так произошло? Думаю, это­му предшествовал долгий период порядка, когда преступность была загнана в угол, а правда не обора­чивалась массовыми репрессиями…
Для меня, как педагога и директо­ра, это означает следующее: раньше ученики в нашей школе были хо­рошо или плохо, но управляемы, а сегодня – почти нет. Каждый день для меня становится проверкой. И это очень трудно. Недавно раз­говариваем с одним школьником у меня в кабинете. Дверь открыта, в коридоре ждёт одноклассница. Затронули тему, которая вскользь касается и её. Что делает девочка? Запросто заходит в кабинет дирек­тора и говорит мальчишке: «Всё! Пойдём отсюда!» Она не боится. Но дело здесь вот ещё в чём: в ка­кой‑то момент дети перешли ту грань, которая разделяет сво­боду и вседозволенность. И мы, взрослые, должны вместе с ними её увидеть.
Для меня свобода – это когда я де­лаю всё, что хочу, пока это никому не мешает. То есть «свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого». А как понимают это дети? Смотрю на них и убежда­юсь – никак. Их надо этому научить. И мы начинаем игру. Ставим ба­рьеры: вот это и это – нельзя. Не нравится? Добивайтесь дру­гого! И тогда наши дети создали настоящий, хороший школьный Совет. Первое заседание случилось этой весной. Первое его решение было таким: «Отныне на заседа­ния Совета не будут допускаться школьники младше седьмого клас­са». Им пока непонятно, что они наступили на чужие права, что надо остановиться и думать дальше. Тут ведь могут и шестиклассники взбунтоваться! Но пусть бунтуют, ведь цена свободы – как на рынке – саморегулируемая.
Нельзя просто так разрешать всё на свете, но в нашей школе разрешено главное – бороться за свои права и говорить правду. Но вот парадокс! Наши дети свобод­ны в поступках, а вот говорить прав­ду – это для них проблема. На еже­недельных линейках мы можем обсуждать разные проблемы. Но оз­вучивают их единицы. Я придумал нововведение: у того, кто не может открыто сказать, есть возможность написать. Не анонимно, но, если ребёнок поставит букву «К», то есть «конфиденциально», я не назову его фамилию. Так вот, эту букву пи­шет две трети из них. Они не могут откровенно сказать, что думают, даже своим сверстникам, даже в нашей школе, где многое можно. Получается, у них нет ощущения свободы слова. Как нет его у многих директоров – история с татарским языком это показала. Мне написать письмо с благодарностью за под­держку татарского языка – могут, а друг с другом откровенно гово­рить побаиваются… Нужно ли это ощущение свободы слова? Навер­ное, ученики, не говорящие жёст­кую правду, – удобные ученики. Но для меня в этом есть некоторая нечестность, которую я не могу принять. А вдруг, если произойдёт что‑то нехорошее, они смолчат?
Был у нас интересный случай. Дети разговаривают матом: не ру­гаются – именно разговаривают. Мы стали обсуждать эту тему, а одна из учениц написала иссле­довательскую работу по ненор­мативной лексике. Она пришла в свою старую школу на переменке и записала, сколько раз дети про­изнесли слово на букву «х», а затем и на другие буквы. То же проделала в нашей школе. Выяснилось: наши используют мат в семь раз реже. Им было интересно обсудить эту ситуацию, и когда мы это сдела­ли, мата в школе стало ещё меньше. Когда снимается табуирование, проблема уходит. Но вот что инте­ресно: такие проблемы, как драки, травля, воровство, дети чувствуют гипертрофированно, а вот пробле­ма честности и правды для них во­обще не стоит.
Три года назад мы начали принимать в свою школу пя­тиклассников. Одиннадцать лет – это ещё несознательный возраст. Они с головой зарываются в су­гроб, прячут друг у друга первую обувь, обливаются водой и кида­ются апельсиновыми корками... Не все против одного, а каждый против каждого или все против всех. Дошло до того, что в резуль­тате такого игрушечного хулиган­ства один мальчик ушл из школы. Причём он бы, может, и не ушёл, но его мама, вместо того чтобы прийти к учителям или родителям, решила повоевать с детьми. А война с детьми для взрослого всег­да обречена на поражение, дети сильнее! И мы, учителя, и родите­ли, и дети, и эта мама – неправы были все. Как эту внутреннюю свободу и смелость направить в нужное русло? Рецепт мы на­шли через год. Им оказался по­ход! Короткий, с родителями, но с ночёвкой, дровами, котлами и пес­нями. Там нужно помогать друг другу на переправе. А ещё в походе можно все тяжести из рюкзаков де­вочек переложить в рюкзаки маль­чиков. И хотя поначалу мальчишки злятся, потом они начинают гор­диться собой. Так в естественной среде формируются человеческие качества, которые за книжками иногда забываются. Но вот эти сво­бодные пятиклассники подрастают, становятся личностями, и, чтобы снова справиться с этим детским неуправляемым сообществом, нам приходится искать другие при­ёмы, буквально нащупывая их ру­ками. Как в детской игре в жмурки, когда глаза завязаны, а найти надо.
Ещё в 2015 году Школа СОлНЦе занимала первое место в город­ском рейтинге по результатам ЕГЭ, наш ученик стал победителем всемирной олимпиады по биоло­гии. Сегодня мы также в лидерах рейтинга, но не первые, не вторые и не третьи, и эта тенденция мне не нравится. В нашей школе мы ста­вим честные оценки, но не ругаем детей за двойки и не заставляем учиться. К сожалению, к десято­му классу они расслабляются. А после ЕГЭ приходят ко мне: «Павел Анатольевич, вы почему не заставили нас учиться?!» По­лучается, с этой свободой не всё так просто.
В будущем учебном году в нашей очень свободной школе на один день в неделю вводится школьная форма. За опоздания на уроки бу­дем также наказывать. Несколько выговоров – и можно вылететь с оч­ного обучения на семейное. То есть мы не выгоняем – пожалуйста, учи­тесь у нас, но с иными правами. Во всём этом есть один нюанс: тем, кто ярко мотивирован на учё­бу, разрешено нарушать неко­торые правила. Они это заслу­жили. Спросите: а не это ли путь магазинов для привилегированных из 70-х? Нет, не он. Вот вам пример для сравнения. Звонит мне извест­ный прокурор: «Примите сынишку соседа – он смышлёный мальчиш­ка». «Мне нужно в этом убедить­ся», – говорю ему. В ответ слышу: «Я же вам представился». Вдумайтесь, он убеждён, что его положения до­статочно, чтобы дать рекоменда­цию, обязательную к исполнению. Вот она «система спецмагазинов» – система блата! Вот с ней я борюсь.
Возможно, та дорога, по которой я иду и собираюсь идти дальше, не­идеальна. Появление «привилеги­рованных» – это не концептуальная система школы, и таковой она не станет. Справимся с ситуацией – и через год методы реагирования станут другими. Да, мы отходим от той глобальной свободы, кото­рая у нас всё это время была. Но я не сторонник следовать какому-то красивому принципу, если тот не работает. Чего бы я хотел добить­ся в идеале? Чтобы ощущение свободы в наших детях с лёгко­стью коррелировало с чувством ответственности. Чтобы они вну­тренне осознавали обязательность некоторых вещей – честного тру­да, например. Чтобы достигали высоких результатов в любимых областях. Чтобы ориентировались не на конкретного правителя, а на многовековые нравственные ценности. Чтобы какую‑то часть себя – добровольно и радостно – посвящали служению обществу. Вот тогда они будут по-настояще­му свободны. Как этого добиться? У меня пока нет конкретного ответа на этот вопрос – я нахожусь в посто­янном поиске…