Кому бурьян, а кому Родина

Родина называлась Советский Союз. Село называлось Палец, рыбная речка рядом – Пьяна, колхоз - «40 лет Октября».
Теперь нет ни села, ни колхоза. Заросло всё бурьяном. Речка есть, что ей сделается?
А Родина? С ней сложнее. То есть, то нет. Она ведь живёт не только напрямую, но и в обход: воспоминаниями, вздохами, человеческим опытом, страну донашивают, как старое пальто, берегут, как ласковую мать. Любят, как невесту, хотя те уже женихи. Да и молодая не молода.
А поди ж ты.
Нет, ну колхоз до 80-х годов прошлого века был тот ещё: сорок лет без урожая. И когда предприниматель Володя Белихин принял его, согласившись стать председателем, имел на счету полмиллиона рублей убытку. Тогдашний советский предприниматель имел ветрами дублёное лицо, радовался первым 40 тысячам дохода. Получивши во владение 4 тысячи гектаров пашни, и послушавши совета главного экономиста (а таковой имелся в штатном раписании колхоза - и достался просто гениальный, по распределению из вуза), Володя разделил это богатство на четыре части, отдал своим четырём дружбанам, в хорошем смысле слова, на бригадный подряд.
Каждая тысяча га была трепетно дружбанами поделена на участки: этот под многолетним паром, там росла трава и можно было косить её на корм скоту. Этот под паром чистым, когда земля отдыхает год. Вегетативный период, научно говоря. Главный агроном, агроном божьей милостью, постановил: тутоточки будет пшеница. Тут рожь. Тут картошка. И так далее, не исключая и сидераты, когда сеют то, что потом запашут: тритикале, скажем. Или козлятник. Или горчицу. Тогдашние предприниматели, в отличие от эффективных менеджеров, запахивали горчицу, вместо того, чтоб быстро наделать из нее тюбиков: потом на этом горчичном месте лучше росло то, на что горчицу можно было намазывать, скормив бычку, баранчику, хрюшке.
И всё это не сны и легенды, а нормальная жизнь СССР. Помимо этого в колхозе было овцеводство – тысячи голов. Пчеловодство – несчитано голов. А в Пьяне ловили рыбу. Коптили и продавали.
У каждого жителя села было и личное подсобное хозяйство. Коровки, телятки, козочки, ути. Если товарищ нормально работал, то ему выдавали, пропорционально заработку, фураж, картошку – на прокорм личной скотины. Сено с паров косили бесплатно: травы не жалко. Каждое утро к крыльцу приезжала машина, гудела нетерпеливо: хозяйки продавали государству излишки надоенного от своей Бурёнки молока. Хороший механизатор в его хозяйстве за год покупал машину. «Жигули», не «Порше», но родню катал с ветерком.
Сидим мы сейчас с Володей на вокзале (он как раз к родне едет) – и спрашиваем друг у друга: кому всё это мешало? Почему всё это рухнуло? Он, конечно, темнеет лицом: говорит, что диверсия это. Однажды в стране кончились деньги. И Володя уверен, что неспроста. Везет кохозник пуды прекрасной пшеницы на продажу. А платят ему гулькин хрен. Тут, видишь ли, нефтяной кризис. Доходы упали. Действительно, многие колхозы были убыточными, колхозам регулярно списывали долги.
Но и тогда, и теперь есть две партии для решения этой проблемы. Одна считает, что надо было совершенствовать колхозы (да назовите их, как хотите, если слово не нравится). Ставить там дело. Чтоб и пар, и сидерат. А другая считает, что бесполезно. Надо продать больше нефти, газу, накупить картофану, накормить им всех, чтоб заткнулись (даже мы с Володей). Да что село? Надо в футболе победить? Купим бразильца! В наукоемких технологиях? Купим лицензию. Ка-а-алхоз – слово ругательное. СССР – придурошное.
...Когда настали совсем уж лютые 90-е, у Володи в селе начался мор. Он пытался подстроиться, запустил мельницу, пекарню – пенсионеров своих спасти от голодной смерти. Запустил. Но это уже были конвульсии. Гениальный главный экономист уехал в город – и пропал. Главный агроном повесился. Да, взял – и повесился, поскольку дело его жизни пошло под откос. Скажете, издержки реформ? А вы накиньте себе петлю на шею, станьте на табурет, да и порезонёрствуйте всласть. Люди ведь как думали? Что пары с козлятником, солнышко с протуберанцами, Пьяна с окунями – это всё для них. Для их счастья. Чтоб деточки рости. То, сё.
А им объяснили: вас тут не стояло.
...Мы с Володей понимаем: мир меняется. И той советской системы с ежеутренней молоковозкой уже не будет никогда. Но надо учесть уроки, а? Сделать выводы? Конечно, Володя не пропал, возглавляет хозяйство у умных и совестливых предпринимателей; есть и такие. Но вокруг до горизонта - бурьяны и тонкие березки, заполонившие плодородные поля.
Кому бурьян – а кому Родина. Ласковая мать.