Святой Христофор с лошадиной головой
Владимир Мамонтов, генеральный директор радиостанции «Говорит Москва», о «приключениях» лошадиной головы и о всей полноте русско-татарской истории, какая нам, умникам, досталась.
26 сентября 2017
Он беседовал с нашей делегацией на все злободневные и исторические темы, и в виде интервью всё это вышло в Беларуси и России, на сайтах и страницах газет участников встречи. Но был один эпизод, который мелькнул вроде незаметно, а мне запомнился.
Минтимер Шарипович спросил, были ли мы в соборе Успения Пресвятой Богородицы Свияжска, который ЮНЕСКО в этом году включила в Список всемирного наследия. «Нет», – ответили мы честно. «Как же это? – искренне расстроился Шаймиев. – Почему?» Мы рассказали, что законопослушно повиновались экскурсоводу. Дело в том, что в этом удивительном соборе, хранящем неприкосновенно фрески шестнадцатого века (а именно этот век представлен в истории русской иконописи скуднее всего; так уж вышло, что время именно их не щадило, отнеслось безжалостнее, чем к тем, что до и после), ещё идут реставрационные работы. И строгие хозяева никого внутрь не пускают.
Минтимер Шарипович посетовал, что не знал этого заранее, а то замолвил бы словечко. Чтоб мы глянули на росписи хоть одним глазком. А дальше начал рассказывать про Свияжск, про собор, про его историю, держа в памяти обвальное количество цифр, фактов и сопутствующих искромётных историй, но, главное, сохраняя градус благоговейного и отчасти даже юношески восторженного отношения к предмету.
Так вы и святого Христофора с лошадиной головой не увидели? – спросил нас Минтимер Шарипов.
«Нет», – развели мы руками. Нам, разумеется, поведали об этом редком портрете святого, который, по некоторым данным, вышел из племени киноцефалов-людоедов, голову имел, скорее, пёсью, чем лошадиную, но уверовал, искоренил в себе пагубные пристрастия. Имел он гигантский рост, благоприобретённый добрый нрав и ничем его, словно коня-тяжеловоза, невозможно было сдвинуть с добродетельных устоев. Послали к нему язычниц-блудниц – они вернулись христианками. Послали воинов, не менее шести взводов, привести его к императору – вернулись те ни с чем, но пацифистами.
Как, почему время оказалось милостиво в этому портрету и другим росписям собора Успения – в голове не укладывается. После революции Свияжск, рукотворный сказочный остров (водохранилищем его обнесло, хорошо, хоть не затопило), отражающийся в реке белыми колокольнями и башнями, превращали поочерёдно в приют, колонию, подразделение ГУЛАГа, психиатрическую лечебницу, склады и конторы. Троцкий расстреливал здесь проштрафившихся бойцов, дезертировавших с фронта мировой революции. В мощах первого настоятеля монастыря ковырялись штыками.
Святой же Христофор сохранился – единственный такой во всём мире! А ведь мог ещё задолго до Троцкого попасть в опалу: церковники-то тоже подвержены бывают соблазну подправить историю. В какой‑то момент лошадиная голова стала казаться ересью. Предрассудком. И тогдашние лакировщики действительности постановили: никогда более Христофора пёсьеглавцем (а равно и конеглавцем) не писать. А старинные изображения изъять. Снести, соскрести – ну сносят же американцы памятники генералу Ли. Ну расстреливают же экстремисты «языческие» статуи в Сирии. Почти везде непреклонному Христофору пририсовали новую, человеческую голову, осуждая неразумных предков за их смехотворную, вредную и опасную веру в киноцефалов. И не слушали мудрых людей, которые говорили: не надо, уж что было, то было. Наше оно. Неотъемлемое. Нет, соскребём. Пририсуем кудри вместо гривы.
И сегодня есть мудрые люди – и их иногда слушают. Восстанавливают в Татарстане Болгар и Свияжск со всей полнотой русско-татарской истории, какая нам, умникам, досталась. С Иваном Грозным. С Батыем. Со взлётами Постника (а храм‑то строил тот же мастер, что и собор Василия Блаженного в Москве). С кровавой жатвой Троцкого. С памятью о жертвах. О военных походах. О святых паломничествах. Шаймиев рассказал, что, учреждая фонд, ходил к Владимиру Путину, чтоб часть денег под проект была федеральная, часть – республиканская, а часть – пожертвования, что теперь пофамильно занесены в толстенную, любовно переплетённую книгу. Путин согласился.
Короче, взял с нас Минтимер Шарипович слово, что ещё раз приедем – любоваться фресками. Святым Христофором – в особенности. Мы слово дали.
Добавить комментарий