«Артек» с привкусом марганцовки

1982. Лагерь «Кипарисный»

ПОЧЁТНОЕ, НО НЕДЕШЁВОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ

Май 1982 года. Припекающее весеннее солнце плавит кривую успеваемости – думаешь, как бы только закончить год без троек. Мыслями уже на каникулах, с беззаботными, с утра до вечера, пребываниями на берегу реки и прочими пацанскими радостями – игрой в футбол, волейбол и стрельбой из поджига, а ещё с возможностью заработать с плотницкой бригадой и купить-таки польские джинсы Odra.

Течение приятных мыслей нарушил вызов на перемене к завучу. Бредя на местную ученическую голгофу, ломал голову над тем, зачем мог понадобиться Валентине Ивановне. Вроде тревожиться особо было не из‑за чего: в конце 7‑го класса – уже замсекретаря школьной комсомольской организации численностью 250 человек, перворазрядник, чемпион района по лыжным гонкам – спорту №1 в уральской глубинке, звезда местной художественной самодеятельности. Но опять же имелись и скелеты в шкафу, без которых местный парень не мог рассчитывать на авторитет у сверстников.

– Поздравляю! Принято решение поощрить тебя путёвкой в «Артек»! – огорошила с порога завуч.

От такой новости слегка перехватило дыхание. Современному подростку трудно представить, чем являлась поездка в «Артек» в советские годы: чем‑то сродни зачислению в отряд космонавтов, про который все слышали, но куда никто из твоих знакомых не имел шанса попасть.

Впрочем, педагог на этом не исчерпала своих возможностей удивлять, окликнула на пороге:

– Скажи родителям, пусть готовят 98 рублей – стоимость путёвки.

А это уже вывело из благостного состояния как ведро колодезной воды в жару. 98 рублей – это же была месячная зарплата моей мамы! Над двухнедельным отдыхом на крымском берегу нависла угроза. Как я и ожидал, родители – простые работяги – восприняли новость сдержано. Лишних денег в семье не водилось, старшие брат и сестра учились в техникумах, да ещё требовалось выписать пиломатериал на новую баню.

Батя принял волевое решение:

– Хочешь в свой этот самый «Артек» – заработай. Ты же собирался в СМУ пошабашить на тротуарах. Сколько не хватит – добавим.

Odra с фирменным ремнём с бляхой накрылась медным тазом, джинсы были мечтой, но не выдержали конкуренции с «Артеком».

А У НАС В ПОСЁЛКЕ КРАЗ

В первом отряде лагеря «Кипарисный» шёл вечер знакомств. Два десятка подростков, которых днём прогнали через душевые и медосмотр и переодели в артековскую униформу, выглядели словно питомцы инкубатора. От этого, наверное, желание выделиться было явным и малоконтролируемым.

В целом же всё происходящее напоминало сюжет из маршаковского «А что у вас?». Жителям союзной и республиканских столиц, областных центров особо ничего придумывать и не надо было: по рукам шли открытки с видами, значки, сувениры, сопровождаемые личными комментариями. В них звучали события и названия, известные из курса истории и программы «Время». Генеральские и офицерские отпрыски из групп советских войск в Германии, Венгрии и Чехословакии вместо открыток пускали по кругу форинты, марки, кроны и жвачку.

Похрустев валютой, я совсем сник. Крыть было нечем. Уральский посёлок лесозаготовителей мог похвастать лишь наличием суперсовременной линии автоматической переработки древесины «Медведь». После помпезного торжественного открытия она проявляла автономность лишь в том, что без чьей‑либо помощи ржавела да покрывалась пылью, клубы которой поднимали КрАЗы-лесовозы.

– А ещё в нашем городе есть деревянные мостовые. На окраинах сохранились деревянные тротуары. Представляете?! – Лена из Архангельска припасла козырного туза для последнего хода и не проиграла. Подростки, чья обувь стиралась исключительно на асфальте, с уважением посмотрели на северянку.

«А у нас в посёлке других и нет», – едва было не вырвалось у меня. Но осёкся и стал внимательно, будто первый раз увидел, изучать безымянный палец на левой руке. Рана на нём ещё толком не зарубцевалась. Тюкнул я себя по пальцу топором в начале лета, когда в качестве подмастерья строил эти самые «деревянные мостовые». Уж про что, про что, а про тротуары-то порасскажу своим городским сверстникам. И про то, что ширина их должна быть не менее 90 сантиметров, и про то, что, согласно расценкам за один метр, бригаде начисляют 70 копеек, и про то, как поселковые модницы шпилек не носят, потому что щели между досками в палец (бригадир постоянно толкает пиломатериал налево)…

– А в нашем посёлке есть линия автоматической переработки древесины «Медведь». Это последнее достижение советской лесной промышленности. Ввод линии в строй позволил нашему леспромхозу на тридцать процентов увеличить объём выпускаемого пиломатериала, – гордо отчеканил я, когда очередь представлять себя и свой край дошла наконец и до меня.

Артековские награды автора материала.

Летом 1982 года пришлось променять на путёвку в «Артек» мечту о джинсах Odra с фирменным ремнём в придачу, но получил их в подарок от родителей на Новый год.

«ПОМОРИН» С АДЪЮТАНТСКОЙ ДОСТАВКОЙ

По приезде артековцев знакомят с правилами поведения. Среди табу и ночной «макияж» засонь зубной пастой.

– В соседней дружине мальчику глаза замазали пастой «Поморин», и он ослеп, – выдвинула весомый аргумент в пользу здорового, безмятежного и без задних ног сна вожатая.

«Хорошая, должно быть, паста. Надо будет найти», – первым делом подумал тогда я.

До этого вообще не заморачивался, чем чистить зубы.

– Есть у кого этот самый «Поморин»? – спросил я во всеуслышание с простотой деревенской души.

Вожатый глянул на только что избранного командира звена с тревогой. Руку робко подняла москвичка Елизавета.

– Бери. Позвоню, мне завтра новую доставят, – протянула мне перед отбоем тюбик столичная девочка.

Я не отказался, хотя фраза «мне завтра новую доставят» стала понятна не сразу. На следующий день мне выпало дежурить на контрольно-пропускном пункте. Елизавете зубную пасту доставил подполковник авиации. До этого самым старшим офицером, которого я лицезрел, был майор – начальник райвоенкомата.

– Папа? – спросил я, кивнув вслед офицеру.

– Его адъютант.

– А папа в каком звании?

– Генерал-полковник.

Я постеснялся уточнить, на каком самолёте ей доставили тюбик с зубной пастой.

По словам вожатых, применение болгарской зубной пасты «Поморин» в качестве «ночного макияжа» могло иметь жуткие последствия.

БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЕМ ИЗ КАКТУСОВ

Несмотря на социальные различия, не чувствовалось какой‑то дистанции между ребятами. Мажоры и дети простых работяг оказались на равных. Вторые даже оказались более подготовлены к непростым артековским будням. Это оказалось не похоже на пионерский рай, как думалось раньше. День был расписан буквально по минутам – от подъёма до отбоя. После в таком режиме довелось существовать лишь по призыву на срочную военную службу – на курсе молодого бойца. Каждый вечер перед сном мы считали дни до отъезда домой. Кто‑то даже обзавёлся календариком, где красными чернилами вёл отсчёт прожитых на берегу Чёрного моря дней.

Купание в море – это отдельная тема. Нас запускали в огороженную пенопластовыми буйками воду по десять человек на десять минут, при этом запрещалось нырять. Кто нарушал это правило, отстранялся от купания на три дня. Но это было ещё не самым страшным наказанием – за ночные купания отправляли домой. С позором! Впрочем, это табу мы, первоотрядовцы, сочли нужным нарушить в первую очередь. Те, кто прошёл это испытание: Алексей из Саранска, Олег из Читы, Дмитрий из Южной группы советских войск (Венгрия) – составили позже костяк отряда. Нас даже называли «Четыре мушкетёра» (на всех снимках мы вместе). Задачу попадания на пляж облегчало то, что нас как самых старших разместили не в основном корпусе, а в шиферных бочках на четыре-десять человек, практически на первой линии.

Правда, за три дня до окончания смены мы наткнулись на ночной вожатский патруль. Пришлось пускаться наутёк через заросли кактусов. При этом были в шортах, так что оставшееся время пропарились в джинсах, иначе бы нас вычислили по расцарапанным ногам. Категорически запрещалось и есть плоды с деревьев, но руки сами тянулись к кизилу, сливам и алыче. Кого вожатые застукивали за этим делом, отводили в медчасть, там давали выпить литр марганцовки, заставляли вставить два пальца в рот и вызвать рвоту. Существовало и коллективное наказание: на отряд, чьи воспитанники попадались чаще всего, могли выдать ведро марганцовки.

В общем, эти две недели стали для меня, парня из уральской глубинки, серьёзной проверкой. И я её прошёл. На память о тех днях, помимо стебельков лаванды, собранных на Аю‑Даге – Медведь-горе, нависшей над Гурзуфом, я привёз домой грамоты за активную работу и первое место в турнире по волейболу, медаль за победу в соревнованиях по бальным танцам в рамках фестиваля «Артековские зори». Ну и массу впечатлений. Не всеми из них мог поделиться с родными или на встречах во время своих «гастролей» по классам школы с рассказами о поездке. Потому что заветная мечта советских ребят не должна была терять своей светлости и, в случае чего, выиграть конкуренцию у польских джинсов. Впрочем, они у меня чуть позже появились, а ремень хранится до сей поры. Но это уже другая история.