АСТРОНОМИЧЕСКАЯ ПОЭМА

В сентябре 2023 года Астрономическую обсерваторию имени Энгельгардта Казанского федерального университета (АОЭ) включили в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, то есть признали важной частью мировой истории. Но что такое «мировая история»? Абстракция, за которой скрыты имена реальных людей, которые эту самую историю и творят. И их судьбы сами по себе заслуживают удивления, уважения и благодарной памяти потомков.

В 1881 году в Пулковской обсерватории русский астроном Дмитрий Дубяго создал теорию движения малой планеты Дианы – астероида в главном поясе астероидов. Примерно в те же годы в Дрездене астроном-любитель, выходец из России Василий Энгельгардт тоже с интересом наблюдал за Дианой. У него возникли некоторые вопросы, на которые ответить могли бы только профессионалы, и он написал письмо петербургским астрономам. Дмитрий Дубяго ответил, завязалась переписка. Это было началом прекрасной дружбы, не будь которой, не случилось бы и столь значимого для нас (и мировой истории) события.

СОЮЗ ЛЮБИТЕЛЯ И ПРОФЕССИОНАЛА

– Эксперты, принимая решение о включении обсерватории имени Энгельгардта в список ЮНЕСКО, в первую очередь учитывали нашу уникальную историю в сочетании с научными достижениями, – говорит директор обсерватории Юрий Нефедьев. – А уникальная история началась в тот момент, когда Василий Павлович Энгельгардт подарил Казанскому университету уникальное астрономическое оборудование.

Энгельгардт был, как мы уже сказали, астрономом-любителем (в дальнейшем ставшим профессиональным астрономом-наблюдателем и членом-корреспондентом Петербургской академии наук), а по образованию – юристом. В своё время болезнь жены вынудила их семью покинуть Санкт-Петербург. Позже они осели в Дрездене. Энгельгардт был внучатым племянником князя Потёмкина-Таврического (того самого, фаворита Екатерины II), наследником приличного состояния, поэтому на территории своей дрезденской усадьбы смог оборудовать отличную обсерваторию.

– Телескоп, который он там установил, по своим характеристикам был номером два в Европе, – рассказывает инженер АОЭ Георгий Ризванов.

Фотография Энгельгардта с этим телескопом украшает ныне один из стендов обсерваторского музея. А сам исторический оптический прибор, изготовленный в 1879 году в Дублине, сейчас установлен в павильоне главного здания обсерватории и является самым большим действующим визуальным телескопом в России (а в мире таких телескопов всего 26).

Конечно, от первого письма самодеятельного дрезденского астронома в Пулково до открытия (в 1901 году) под Казанью обсерватории, позже получившей имя Энгельгардта, прошло немало времени. Пока бумажные письма от Василия Павловича к Дмитрию Ивановичу и обратно пересекали Европу, Дубяго успел переехать из Петербурга в Казань, стать там директором университетской обсерватории (расположенной в черте города, её башни и сейчас возвышаются во дворе главного здания, и, кстати, она тоже теперь часть Всемирного наследия ЮНЕСКО), а потом и ректором Казанского императорского университета. И когда Энгельгардт осознал, что в силу возраста и здоровья уже не может продолжать свои исследования, а прямых наследников у него нет, он решил завещать своё уникальное оборудование университету, которым руководил его далёкий друг.

Дубяго к тому времени понимал, что действующая в черте города университетская обсерватория не слишком справляется со своими задачами – городская засветка уже и сто лет назад мешала астрономам. Поэтому новый научный центр, фактически подаренный Казани Энгельгардтом, появился в 20 километрах от города, недалеко от железнодорожной станции Лаврентьево, позже переименованной в Обсерваторию.

Василий Павлович Энгельгардт умер в 1915 году, так и не успев побывать в Казани и увидеть, как достойно университет распорядился его подарком.

НЕПОТЁМКИНСКАЯ ДЕРЕВНЯ И ПОТЕРЯННЫЕ МИЛЛИАРДЫ

Помимо оборудования, рассказывает Юрий Нефедьев, Энгельгардт завещал обсерватории достаточно большие деньги, около 200 тыс. рублей золотом. По нынешним временам – сумасшедшие миллиарды, причём в долларах.

Кстати, тут опять интересно вспомнить, что большую часть своего состояния Энгельгардты унаследовали от князя Потёмкина. Так что, несколько утрируя, можно сказать, что обсерватория наша – потёмкинское наследие. Но при этом, конечно, отнюдь не потёмкинская деревня!

Деньги лежали в банках Российской империи, и после революции, разумеется, новая власть их конфисковала. Член-корреспондент РАН астроном Виктор Абалакин провёл определённые исследования и рассказывал, что второй директор обсерватории Михаил Грачёв (назначенный на должность после смерти Дмитрия Дубяго от испанки) лично ездил к Ленину, пытался деньги вернуть, убеждая вождя мирового пролетариата, что ведь это на науку было завещано...

– Когда Абалакин рассказывал мне об этом, – вспоминает Юрий Нефедьев, –
он говорил: «Меня больше удивило не то, что он за деньгами поехал, а то, что живой вернулся».

Да уж, всякое в те годы могло случиться... Деньги обсерватории, кстати, так и не отдали.

– А мы бы до сих пор на них могли проводить дорогостоящие научные исследования и быть одними из лучших в мире по оснащённости оборудованием, – разводит руками директор Нефедьев.

ЛУНА, МАРС И НАВИГАТОРЫ

Но обсерватория имени Энгельгардта и без того в научном мире всегда звучала громко. Например, лунная программа, рассказывает Юрий Нефедьев, была здесь начата ещё Дмитрием Дубяго. Целью её было определение параметров физической либрации (колебаний) Луны и начало её освоения. И позже запуск первого советского спутника, который сфотографировал обратную сторону Луны, стал серьёзным результатом работы всех учёных страны, в том числе казанских астрономов, проводивших уникальные биометрические и фотографические исследования.

В музее обсерватории стоит лунный глобус середины XX века. На обратной стороне можно найти море Москвы, кратер Лобачевского. Всё это на карте нашего спутника появилось после тех исследований. А на входе в музей висят мраморные доски, на которых перечислены лунные кратеры и небесные тела Солнечной системы, названные именами казанских астрономов. Десять лунных кратеров, кометы, астероиды, малые планеты... В том числе есть на мраморных досках и имя Анатолия Алексеевича Нефедьева, отца нынешнего директора обсерватории. В честь него Международный астрономический союз назвал большой кратер на Южном полюсе Луны.

– Отец создал первые карты краевой зоны Луны на общем нулевом уровне, которые были очень важны в те времена, – рассказывает Юрий Анатольевич. – При наблюдении можно видеть, что Луна не повёрнута к нам всё время одной стороной, а как бы колеблется из‐за оптических либраций, создавая некую полосу – либрационную зону. Эта полоса и называется краевой зоной Луны. Те карты оказались одними из точнейших, их до сих пор используют. А на Южном полюсе Луны, в кратере А. А. Нефедьев, я надеюсь, когда‐нибудь, может, будет обитаемая база, так как там присутствует наносной лёд – самый дорогой продукт, который необходимо будет транспортировать с Земли.

Не только Луну активно изучали научные потомки Энгельгардта. Например, тот самый телескоп, перевезённый в Казань из Дрездена, по словам Георгия Ризванова, участвовал в том числе в программе «Фобос», посвящённой изучению и фотографированию спутников Марса.

– Вообще, в научном плане тут были получены многие данные, которые сейчас считаются классикой, – комментирует Юрий Нефедьев. – Например, по итогам наблюдений на Меридианном круге (это один из телескопов. – Авт.) составлялись уникальные звёздные каталоги. На этих каталогах основана та самая система ГЛОНАСС. Так что можно смело утверждать: каждый, кто пользуется навигатором в телефоне, основывается на данных, которые были получены в том числе в нашей обсерватории. В своё время эти каталоги были самыми точными в мировой практике.

НАБЛЮДЕНИЯ КАК ПЕРВООСНОВА

Многие из важных научных результатов наших учёных были получены, как мы уже упоминали, на телескопе – Меридианном круге. Это сегодня, пожалуй, один из главных раритетов астрономического мира и, конечно, обсерватории имени Энгельгардта. Заказан он был (ещё для городской обсерватории) в 1842 году в Гамбурге, в мастерской братьев Репсольдов.

– Таких телескопов всего было изготовлено девять штук, – рассказывает Георгий Ризванов. – Два из них отправились в Россию: один был для Пулковской обсерватории, другой – для нашей. Но я уверен, что в рабочем состоянии сегодня в мире остался только наш. Пулковский, например, разобран и не функционирует.

Когда телескоп перевезли в энгельгардтовскую обсерваторию, то создали для него отдельный павильон – уникальную конструкцию с раздвижной крышей. Здесь наблюдатели часами сидели у окуляра в любую погоду (павильон не отапливается, иначе при открытии крыши на оптику влияла бы турбулентность воздуха из‐за перепада температур).

– Астроном – в первую очередь наблюдатель, наблюдения – основа нашей науки, – говорит Юрий Нефедьев и с улыбкой вспоминает, как сам когда‐то следил на уникальном телескопе Гелиометре
за звёздным небом в тридцатипятиградусные морозы, когда ресницы примерзали к окуляру.

Но вернёмся к Меридианному кругу. Называется он так, потому что движется телескоп только в одной плоскости, по вертикали, по небесному меридиану. Предназначен этот прибор для определения угла возвышения светила над горизонтом.

– Проведя определённые вычисления, таким образом наблюдатель может определить координаты звёзд, а привязавшись к ним, можно назначить координаты на любом из объектов Солнечной системы, – поясняет Георгий Ризванов.

До второй половины 1980‐х телескоп оставался на службе науке. Но и сегодня, когда появилась более точная цифровая техника, посмотреть на звёзды через Меридианный круг могут туристы, приезжающие в обсерваторию в ясную погоду в ночное время. Так что телескоп продолжает работать – уже на ниве научного просвещения.

А научная работа в обсерватории продолжается уже в новых направлениях. Например, в бывшей радиолокационной лаборатории, здание которой университет планирует капитально отремонтировать в этом году, будут работать четыре самые современные лаборатории по космической геодезии.

СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО

Для Юрия Нефедьева обсерватория имени Энгельгардта – не просто подведомственный объект.

– Я, можно сказать, тут родился, – смеётся он. О его отце мы уже говорили, добавим ещё, что с 1958 по 1976 год Анатолий Нефедьев был директором этой же обсерватории. Известным профессором астрономии была и мама Юрия Анатольевича, Антонина Ивановна. Она как раз провела множество часов наблюдателем на Меридианном круге, руководила работами по международным и отечественным программам определения координат звёзд и составления звёздных каталогов. В своих воспоминаниях, бережно сохранённых в АОЭ, Антонина Ивановна пишет о том, как пришла работать в обсерваторию в тяжелейшем 1942 году. Тогда, после пожара на генераторной подстанции, обсерватория осталась без света (и так было до 1948 года).

«Жили с коптилками, – читаем в воспоминаниях. – В пузырёчек наливался керосин, вставлялся фитиль, который давал при горении копоть. Вот с таким освещением я много читала и делала переводы астрометрических книг... Очень часто мы ходили в лес пилить деревья, около обсерватории был дубовый лес, дубы – вековые, их было очень трудно пилить, тем более голодным людям. Обычно самые толстые деревья пилила я, как самая молодая и здоровая, и Анатолий Нефедьев...»
При этом обсерватория в годы войны выполняла очень важные задачи.
– Без координатно‐временного обеспечения ни космические миссии, ни жизнедеятельность народного хозяйства невозможны, соответственно это было очень важно и в военные годы, – поясняет Юрий Нефедьев. – Широтные наблюдения, привязка к полюсу, вся система наземных координат – это обеспечивали наши астрономы. А лес вокруг действительно был практически весь спилен. Тогда ведь паровозы работали на дровах. Тут узкоколейка была построена, дрова отсюда вывозили на станцию.

Но, знаете, люди тогда очень друг другу помогали. В те времена коллектив – это было основное. Каждый знал, что его никогда не бросят, помогут. У нас тут вообще всегда было своё особое сообщество. Дмитрий Яковлевич Мартынов, который был здесь директором в военные и первые послевоенные годы, как‐то рассказывал такую историю из начала пятидесятых. Часто сотрудники АОЭ собирались вечером перед главным административным зданием, сидели, обсуждали различные проблемы.

И вдруг одна женщина сказала: «Я считаю, во всём виноват Сталин». И все замолчали, встали и разошлись. Как Мартынов вспоминал, он потом две недели спать не мог. Если кто‐то донесёт «куда следует» и потом выяснится, что директор про это знал и промолчал, значит, директор и сам будет виноват... Но ни один сотрудник никому ничего не сказал...

СЛУЖИТЬ ДЕЛУ АСТРОНОМИИ...

Василий Павлович Энгельгардт никогда не был в Казани, но со своим другом Дмитрием Ивановичем Дубяго всё же встретился однажды, в 1902 году, когда Дубяго был проездом в Дрездене. Тогда же у них возникла идея в будущем быть похороненными вместе. Энгельгардту хотелось покоиться рядом с другом и в окружении «любезных его сердцу инструментов».

– И было ещё условие в завещании: чтобы место захоронения «служило делу астрономии», – рассказывает Георгий Ризванов.

Для этой цели была возведена южная мира – усыпальница. Вообще, это здание – южная мира, как и мира северная, расположенная по другую сторону от павильона Меридианного круга, – выполняет вполне практическую задачу: по расположенным в них искусственным звёздам настраивают телескопы. Но под капитальным фундаментом южной миры ещё и находится склеп, где был похоронен Дмитрий Дубяго. А вот выполнить завещание полностью изначально не удалось: Энгельгардт умер в Германии в 1915 году. Шла Первая мировая война, и о том, чтобы похоронить его в России, конечно, и речи не было. Потом случились революция, Вторая мировая война... В общем, как‐то не до того было...

И всё же в 2014 году Казанскому университету при содействии татарстанского фонда «Возрождение» удалось выполнить последний пункт завещания – прах Василия Павловича был перезахоронен в склепе на территории обсерватории, носящей его имя. Теперь он, как и хотел, покоится рядом со своим старинным другом, в окружении любимых телескопов, а место их захоронения служит делу астрономии.

– Существует постановление Казанского императорского университета: за то, что Энгельгардт подарил обсерватории самое лучшее оборудование, вечно жечь лампадку над его могилой, – рассказывает Юрий Нефедьев. – Эта лампадка горит сейчас, выполняя в том числе научную миссию – играя роль той самой искусственной звезды для Меридианного круга.

Так заканчивается удивительная история прекрасной дружбы. Впрочем, нет, не заканчивается. Уникальность их совместного детища – Астрономической обсерватории имени Энгельгардта Казанского федерального университета – теперь признана на мировом уровне, и её история будет продолжаться в новых астрономических именах, объектах и открытиях.