«Чёрный лес» Радика Кудоярова

КТО ИЗ НАС КИЛМЕШӘК?
– Почему-то после просмотра фильма многие обвинили меня в том, что я килмешәк (пришлый. Перевод с татарского). Хочу спросить у вас, журналистов: это главное, что может волновать после такого фильма? Посмотрите на эту историю джалиловцев (или курмашевцев – и так, и так, считаю, правильно) – эти одиннадцать парней были из разных концов страны. Трое – из Казахстана, один – из Узбекистана, кто-то из Башкирии, из Казани, из Москвы. А сам Муса Джалиль родом из деревни Мустафино Оренбургской губернии. Так кто из них килмешәк? Кто из нас килмешәк?
– Либо никто, либо все.
– Вот именно.

КАК Я ПОДОБРАЛСЯ К «ПОЛНОМУ МЕТРУ»
– Вы знаете, как сложно человеку, который почти четверть века проработал в документальном кино, и причём в довольно сложном документальном кино, когда он сидит на фактуре, весь зарылся в исторических документах, оторваться от всего этого и перейти в игровое кино?
– Можем только догадываться...
– То есть я сам себя будто вынул из документалистики. А это довольно непросто сделать. Я экспериментировал. До этого «полного метра» я сделал две тестовые короткие работы – два «коротких метра».
В 2020 году снял первый фильм «Подарок», который был очень успешным, несмотря на пандемию. Это был мой первый шаг в мир игрового кино, и он был построен на реальной истории. Вторым тестом стал фильм «Аттракцион». Таким образом я подбирался к «полному метру». То есть это абсолютно нетипичная история перехода в игровое кино.
– А типичная какая?
– Обычно кинематографисты просто просят много денег на свой проект. Деньги им дают, и, если фильм не получает должного эффекта, выходит, что деньги режиссёр просто «оставил себе». Но даже Вуди Аллен, признанный мастер игрового кино, уверяет, что сейчас и ему не удаётся получить столько финансирования, сколько он хотел бы.

Я МОГУ ПРЕДОСТАВИТЬ ИСТОЧНИК ЛЮБОЙ СЦЕНЫ ФИЛЬМА
– Меня обвиняют в том, что они знают другого Джалиля. «Кара урман» – художественное кино, но все события реальные. Когда я начал писать эту историю, и ещё раньше, когда я снимал «Подарок» и «Аттракцион», я приезжал несколько раз на место казни, был в Берлине ‐ в Шарлоттенбурге. Также я побывал в Маутхаузене* и осмотрел места, где происходили все эти события, включая дом семьи штандартенфюрера Цайреса, который руководил концлагерем.
Много лет назад я снимал документальный фильм о Нюрнбергском процессе, и у меня есть две картины об этом, одна из которых
не завершена. Во время съёмок второй картины я встречался с разными людьми, которые были непосредственными участниками Нюрнбергского процесса. Среди них были Ричард Зонненфельд, Эрнст Мишель, Маркус Вольф и другие, которых я знал лично. Все они свободно говорили по‐английски, а Маркус блестяще владел и английским, и русским.
Маркус был радиожурналистом, а Ричард Зонненфельд – руководителем группы американских переводчиков американской прокуратуры. Он переводил первые допросы обвиняемых, включая предварительные допросы Геринга в 1945 году. И каждый из них рассказывал мне о Нюрнберге и о том, что не выходило в прессу. Так складывалась картина, основанная на реальных событиях.
История руководителя Маутхаузена была рассказана мне Ричардом. Отсюда началась история антагониста фильма. Если с главными героями всё более‐менее понятно, то происхождение антагониста кажется мне тоже интересным.
– Не слишком ли много в фильме о злодеях?
– Вы можете взять калькулятор и посчитать количество секунд, в течение которых он присутствовал в фильме. Этот злодей – собирательный образ. Почему его зовут Рудольф Фляйшман (кстати, фамилия переводится как «мясник»)? Потому что судья именно с таким именем и фамилией вынес приговор 7 февраля 1944 года всей группе. В документе, обнаруженном в Праге, стоит только его фамилия. Ни его имени, ничего из его биографии никто не знал. Я занимался идентификацией этого судьи. Рудольф Фляйшман с 1939 по 1945 год был рядовым сотрудником судебной палаты Германии. После войны до 1953 года тихо отсиживался где‐то и, как говорится,
не отсвечивал. В 1953 году он вынырнул и работал в Бонне на западе Германии, занимался частной адвокатской практикой.
Ещё один персонаж, который вошёл в собирательный образ антагониста, – это Роланд Фрейслер, руководитель судебной палаты Германии. Во время Первой мировой войны он попал в русский плен, стал членом РКПБ и приехал в Советский Союз, где работал в продразвёрстке до 1921 года. Когда антагонист говорит Мусе в фильме: «Я знаю, чего стоит ваша революция, я служил в отряде продразвёрстки», это абсолютная точная часть биографии Фрейслера, который впоследствии примкнул к нацистам, вернувшись в Германию. Таким образом, его вырастили до одного из руководителей юстиции Третьего рейха.
Несколько антагонистов, реальных, сложены в одну флешку. Можно критиковать этот подход, можно вылавливать блох вместо того, чтобы смотреть фильм...
Все истории в этом фильме так или иначе связаны с персонажами, которых мы не видим в кадре. Например, история о каше – когда голодные пленные набрасываются на кашу и умирают, объевшись. Эту историю рассказывал мне мой родственник, который прошёл через это сам в лагере. Его спас доктор. Этой кашей реально кормили наших мужиков, и они погибали.
Или история о том, как Ахмад разворачивает свои обмороженные в ГУЛАГе ноги... Я не придумал это. Это история дяди актёра Леонида Броневого, который вот так же, как мой герой, пережил это в 30‐х годах.
Я могу предоставить источник любой сцены из фильма.

- историю о каше, которой «угощают пленных в концлагере, рассказывал мне мой родственник, который прошел через это сам.

КАК ВЫЗВОЛИТЬ ИЗ ТЮРЬМЫ СТИХИ?
– Сцен там на два с половиной часа, однако...
– Хотите спросить, не длинноват ли фильм? Я хотел бы снять пятичасовой фильм. Я убрал из картины 30 минут склеенного материала! Можете себе такое представить?
– Можем. Сами постоянно сокращаем слишком длинные тексты.
– Это не то. У меня за 21 рабочую смену было снято полезного материала на три часа. В том качестве, в котором вы видели. Сцена, где разговор между антагонистом и Мусой, длится 15 минут. Вам она показалась длинной? А что в ней?
В ней задача человека каким‐то образом решить проблему – ему нужно вынести стихи из тюрьмы, потому что он понимает, что сам он уже из неё не выйдет. У него нет шансов, ни моральных, ни физических. То есть предавать он не готов. А у Фляйшмана есть задача склонить его, даже после приговора, к предательству для того, чтобы он помогал ему решать последующие задачи в другом месте.
Для того, чтобы Мусу, скажем так, очаровать, он что использует? Он использует разные психологические подходы. Сначала вызывает на откровенность. Потом показывает ему свои сокровенные вещи – редкие книги, отобранные у своих жертв, которые он коллекционирует. Когда всё это не помогает, он начинает нервничать и пытается запугать поэта.
А измученный и приговорённый Муса во вре-мы всех этих психологических приёмов должен ещё и сообразить, что, может быть, это и есть тот самый шанс вызволить стихи из тюрьмы через кого‐то другого.
Как это можно рассказать в течение трёх минут? Это невозможно. И эти психологизмы – их же просто так на экран не приклеить. Их же нужно как‐то туда завести. Актёр должен потом это сыграть. Долго, не быстро. И слава богу.

ПРИТЧА ИЛИ БОЕВИК?
– Многие в этой сцене проводят аналогию с Понтием Пилатом...
– Да, это странно, что они все так говорят. Слушайте, я очень люблю Михаила Афанасьевича Булгакова, его творчество. Но добро и зло создатель привнёс в наш мир, ну, как минимум, вместе с Адамом и Евой, правда? Поэтому Михаил Афанасьевич не является причиной, он является следствием того, что он рассказывает об этом по‐своему. И я рассказываю по‐своему. Похоже? А почему? Потому что это история
о борьбе добра и зла, и она универсальна.
Это притча. Если взять всех этих персонажей и перенести их во времена рождения Христа или на 2000 лет вперёд, суть их взаимодействия не изменится. Их можно одеть в любые костюмы, но суть останется прежней. Поэтому эта история может быть понята как притча.
В сцене, где соратники собираются вокруг Мусы, кому‐то привиделась аналогия с Тайной вечерей, но я об этом не думал. Это магия кино! Думаю, если б я снимал боевик, пытаясь вложить туда всю скорбь татарского народа, фильм получился бы скучным на той фактуре, которая есть сегодня. С точки зрения большого фильма.

- Сцена, где разговор между антагонистом и Мусой, длится 15 минут. Вам она показалась длинной. Ачто в ней? В ней задача человека каким-то образом вынести стихи из тюрьмы, потому что он понимает, что сам он уже из нее не выйдет. 

ПОЧЕМУ НИКТО ЗА СТОЛЬКО ЛЕТ НЕ СНЯЛ ФИЛЬМ ПРО ДЖАЛИЛЯ?
– А теперь вопрос всем критикам: с окончания Великой Отечественной войны прошло без малого 80 лет, почему за эти годы никто ничего подобного не сделал на эту тему? Тут же непаханое поле! Я подошёл к этому полю – и просто начал пахать. Поэтому я и взялся за это. Теперь у нас есть фильм. И это очень хорошо.

ВЫ СМОТРИТЕ ФИЛЬМЫ УЖАСОВ?
– Фильм, от которого мурашки по коже, как в фильме ужасов...
– Вы смотрите фильмы ужасов?
– Нет.
– И правильно делаете, я тоже нет. Потому что фильмы ужасов – это страшная штука, да? Сколько этих фильмов ужасов у нас в прокате? Очень много. И никто не возмущается, когда на экране много крови и страшных сцен.
Однако в моём фильме нет натурализма.
Я много работал в документальном кино и видел разные вещи. Например, когда человека вешают, есть описания экспертов, как это выглядит. Это действительно страшно. Если бы я попытался воссоздать такой фильм, это бы
был фильм ужасов. Потому что у одного человека лицо было разбито, у другого – перекошено, а третий был весь мокрый от страха. Вот это натурализм. А то, что вы видели в фильме, это просто история.
Когда казнили главных военных преступников в Нюрнберге, им устроили особые сюрпризы. Люк был чуть укорочен, а верёвка – не такой длинной. Это реальная история, о которой официально никогда не рассказывали.

А ЭТО НЕ СЛИШКОМ?
– Некоторые вещи, сцены казни особенно, всё‐таки слишком...
– Слишком жестоко? И вот в фильме сидит мой француз-журналист и говорит своему британскому другу, что ему кажется, что это слишком... И зрители говорят: «Наверное, слишком».
А весь фильм отвечает на вопрос, почему
так слишком. Потому что эти нелюди творили свои кровавые «чудеса», как только над людьми они не измывались. И поэтому мы говорим: «Ребята, вот смотрите – вот они слишком, а вот эта вся история – это не слишком? История Мусы и его товарищей – не слишком? По-моему, слишком. Правда?» Вот вам ответ.
А то, что на лицо актёра налили чуть больше бутафорской крови, – это нормально. Бывает. А как сделать по-другому? Это же кино. Если бы я не долил этой крови или мой гримёр не доработал, вы бы сказали, что в героя стреляли, а у него лицо чистое. Тогда я бы профессионально ошибся. А то, что вы испугались, это хорошо. Это же кино.
Взрослое кино, не детское. 18+. Я думаю, в Казани масса режиссёров, которые хотят снимать детское кино. Надо их поддержать, и пусть они снимут историю Джалиля для детей. Я буду только за.

- Когда казнили главных. военных преступников в Нюрнберге, им устроили особые сюрпризы. Люк был чуть укорочен, а верёвка - не такой длинной. Это реальная история, о которои официально никогда не рассказывали.

ПОЧЕМУ Я ВЗЯЛСЯ ЗА ЭТУ ТЕМУ?
– Почему я взялся за эту тему, зная, что в наших условиях это будет довольно проблематично? Потому что из-под лежачего камня шампанское не бьёт, поэтому нужно этот камень двинуть. Я думаю, что можно было бы собрать интересную информацию не только о группе Джалиля – Курмашева, но и о том, что происходило вокруг. Потому что до них тоже были события, и после. В фильме я рассказываю, что легион перебросили во Францию. А там татары-легионеры воевали на стороне Сопротивления и были награждены французскими военными крестами. Это не «Нормандия – Неман», нет, только наоборот: французские лётчики воевали у нас, а татары – против немцев, удрав из легиона. По-моему, это интересно.

ПОЧЕМУ ДЖАЛИЛЬ?
– Знаете, почему я взялся за Джалиля? Я узнал, что наша семья связана с Джалилем напрямую. Я знал, что Муса приезжал к нам, но не знал, по какому поводу. В его письмах, которые хранятся в архиве, указывался населённый пункт
и то, чем он здесь занимался. Когда я закончил озвучивать все версии фильма, я узнал, что он был у нас не один раз, а два: в 1930 и 1936 годах.
И есть ещё один важный момент: возможно, люди в возрасте от 18 до 20 лет, которые будут смотреть этот фильм, заинтересуются лирикой Джалиля. Ведь у него были не только военные стихи, но и любовная лирика, а также стихи, посвящённые малой Родине. И это здорово, что такой поэт, как Джалиль, был другом нашей семьи.

БУДЕТ ЛИ ФИЛЬМ О ФИЛЬМЕ?
– У меня есть материал для фильма о фильме. Во время съёмок у нас был специально обученный парень, который снимал весь бэкстейдж. Будет ли фильм о фильме – я не знаю. Честно говоря, я немножко разочаровался в реакции местной публики. Как‐то странно. Ребята сделали картину – просто скажите им спасибо. И всё.
У меня была история, когда я снимал фильм о Маккартни («Алиби для Пола Маккартни». – Прим. ред.) в 2005 году. Снимал в Лондоне и в Америке с людьми, которые непосредственно участвовали в этой истории. Знаменитая легенда о том, как Маккартни подменили двойником, когда он якобы попал в автокатастрофу. Я знал человека, который запустил эту историю, знал человека, который собирал весь материал, и человека, которому Маккартни признался лично в том, что это была всего лишь легенда. Это признание я включил в фильм.

И это до сих пор мой самый любимый фильм из всех, что я сделал. Я хочу снять мюзикл на эту тему.
Но фанаты – они везде фанаты. У каждого фаната есть свой любимый герой – Пол Маккартни, Рудольф Нуреев, остальные... Я знаком с этой бандой фанатов по всему миру. И они говорят: «Что это такое вообще? Чего он такое наснимал? Эту фигню какую‐то там...» Они создали свой форум и писали мне свои возмущения и оскорбления. И один из них написал: «Друзья мои, остановитесь! Давайте скажем спасибо человеку за то, что он для нас снял фильм, который вернул нас снова в нашу любимую тему. Мы так бурно обсуждаем её». И я думаю, что даже из‐за одного этого комментария стоило снимать тот фильм. Понимаете?
– Почему вы решили, что этот фильм плохо приняли?
– Мы отслеживаем социальные сети, я читаю критику, читаю негативные отзывы, хоть и не считаю, что они отражают реальную ситуацию. Я не хотел, чтобы фильм получился плохим, я хотел, чтобы он был. Хотя я знаю людей, снимавших игровое кино, и им было всё равно на критику. Мне не всё равно. Со мной можно встретиться, позвонить или написать – всегда можно что‐то спросить. Я отвечу и объясню. Огульная критика – это как‐то несерьёзно. Прежде чем критиковать, пусть они что‐нибудь сделают похожее, хотя бы отдалённо.

С «палачами» группы Мусы.
Справа - прототип палача Йоханна Райнхарта.

Радик Кудояров с Ахматом и Циклопом в перерыве между съёмками.

БУДЕТ ЕЩЁ ИГРОВОЕ КИНО?
– Игровое кино – это большая ответственность. Легко смотреть. Я не знаю, буду ли я ещё снимать... Потому что это тотальный контроль всего, понимаете? Нужно контролировать всё: от идеи до производства. И даже когда вы уже получили финансирование, это только начало пути. Теперь вам нужно организовать производство того, что вы придумали. А это не так просто.
Я не хотел бы снимать такие фильмы больше, пока не решу, что готов к этому. Это очень сложно – пропускать через себя и брать на себя ответственность за судьбы других людей.
В фильме я попытался показать, как развлекался начальник Маутхаузена. Он сбрасывал людей со скалы в каменоломню. Первые жертвы появились в 1940 году, когда мы ещё не вступили в войну, а британские парашютисты уже сражались за Британию. Их задержали на территории оккупированной Голландии вместе с голландскими добровольцами и привезли туда. Это место позже получило название «Стена парашютистов».
И вот ты приходишь туда, к этой стене, и ты не можешь спросить у этого штандартенфюрера, зачем он это делал. Но ты точно знаешь, что он там был. И точно знаешь, что были жертвы: британские парашютисты, а потом
и наши. Но сейчас здесь никого нет, тишина, и тебе надо написать диалог, кино же не немое. Нужно представить, что они могли чувствовать. И ты стоишь внизу этой каменоломни, над тобой та самая скала, и ты должен себе всё это представить, прожить и показать на экране. Мой друг и любимый оператор, покойный Сергей Воронцов, говорил, что экран всегда показывает недоработки. Поэтому всё должно быть проработано на самом высоком уровне.

МОЁ ЛЮБИМОЕ КИНО
– Ваше любимое кино, где всё проработано на высшем уровне?
– Я сейчас редко смотрю кино. Могу пойти
в кино с детьми, но сейчас они уже подросли... Иногда пересматриваю наши старые фильмы, которые действительно качественные. Могу много говорить о любимых фильмах. Люблю фильмы Михаила Казакова. Мне нравится «Безымянная звезда», где Костолевский играет учителя. Пересматриваю «Покровские ворота». Всей семьёй любим Броневого во всех его ролях.

СКОЛЬКО СТОИТ СЕКУНДА ЖИЗНИ?
– Во сколько мы все оцениваем секунду своей жизни?
– Нет такой валюты.
– Она бесценна, правда? Я потратил четыре года бесценных секунд на создание этой картины, включая подготовку и два тестовых «коротких метра». Как правило, у нас так не работают: никто не тестирует будущие полнометражные фильмы.
Моя цель была – понять, будет ли интересно и понятно использовать подобные подходы, граничащие с нуаром, на фоне реальных трагедий. Я хотел узнать, будет ли это интересно, допустим, зарубежному зрителю. Для этого я тестировал фильмы на международных фестивалях, но не ради того, чтобы попасть в список победителей и повесить диплом на стенку. Самое главное – это реакция профессионалов и простых людей на картину. Когда я приезжаю на фестиваль и получаю приз зрительских симпатий, это не просто формальность. Зрители действительно голосуют, ставят оценки, и это реальный приз.
Я отправляю «Чёрный лес» своим друзьям и знакомым за пределами страны. Они смотрят его с интересом. Прошу прощения
за откровенность, но равнодушных людей нет. Поэтому мы не снимали фильм ужасов. Мы снимали, приближаясь к реальности, которая была ещё более трагичной. Чтобы не травмировать нежные сердца, я уменьшил натурализм до минимума. Но мне нужно было, чтобы зритель задумался о том, почему так жестоко обращаются с немецкими военными преступниками. Поэтому! Потому что история Мусы и этих одиннадцати парней – лишь малая часть миллионов жертв нацизма в разных странах. У каждого своя история, и каждая жертва для какой‐то семьи становится самой близкой и самой страшной. А эти одиннадцать (тоже одиннадцать!) преступников, которых повесили, имели прямое отношение ко всем этим трагедиям.

САМОЕ ГЛАВНОЕ
– Вы знаете, что самое главное в жизни? Самое главное в нашей жизни – это не то, кто мы по национальности, это не то, что мы о себе надумали... Самое главное – отдавать отчёт в совершаемых нами в этой жизни поступках. Потому что это единственное, что мы возьмём с собой. Поэтому давайте не будем отменять историю – она такая, какая есть. Или давайте напишем список тем, которые мы отменим: революция, голод, Гражданская война, репрессии. Давайте начнём с белого листа? Было бы здорово. Но история не переписывается, а её интерпретация ‐ удел приспособленцев или слабых. Поэтому надо относиться к истории с уважением и не повторять ошибок в будущем, опираясь на опыт пережитого.

Татьяна Вафина