«Холостяцкая квартира»

 СЕРДОБОЛЬНАЯ РОДСТВЕННИЦА
В понедельник ко мне загляну­ла тётя. Чересчур живая, громкая. Я оставил её с шуршащими пакетами на кухне и притворил дверь. Она продолжала со мной разговаривать. О чём-то спрашивала и сама же себе, подражая моим интонациям, отвеча­ла. Очень похоже на беседу. Тётя с но­гами-батонами, которые перемина­лись в дверном проёме, заварила себе чай и съела почти всё, что принесла. Целый час на кухне жевала и прихлё­бывала, потом спросила, где кошка. И ушла, сунув пахучие пакеты комом в ведро. Они, распрямляясь, гремели кровельным железом…
БЫВШАЯ ЖЕНА
Бывшая жена объявилась вечером во вторник. Стояла в проёме изва­янием и цокала. Комочек снега сте­кал холодцом с плеча, хотя на улице шумел май. Где нашла? Нудный за­пах набился в комнату. Я услышал из крепко стиснутых до посинения губ тирады. Если мне взглянуть на фотографию Лидии Руслановой, то в ушной раковине заскрипит граммо­фон с её валенками! Голоса у них по­хожи. Бывшая жена забрала послед­нюю вещь, которая принадлежала ей, – гвоздь. На нём раньше висел её халатик. Расшатала, как зуб, и вырва­ла двумя пальцами.
МОЛОДОЕ ТЕЛО С ПЕТУХАМИ
В среду раздался странный звонок в дверь, похожий на шёпот в ухо. Ка­ким образом тугая довоенная кнопка могла так «прошептать» – загадка. На пороге стояла татарочка. Ошиблась адресом, но поняла это не сразу. Вы­тащила в прихожей денежку из-под квитанции по квартплате. Прошла в ванную, пустила воду. Сполоснула пальчик. Потом полежала на тахте. Показала мне за пять тысяч красное от мая плечо с выколотым колибри. Поскрипела. Покурила. Позвонила. И испарилась, оставив яркий квадра­тик презерватива, червячок окурка и запахи потных петухов, которые за­прыгивали друг за другом ей на пле­чо – потоптать колибри.
 СОСЕДКА С ТЮЛЬПАНАМИ И СИГАРЕТОЙ
Её муж уехал в четверг. Ходячий шкаф со множеством карманов-ящичков, в которых легко могло бы разместиться всё содержимое моей комнаты. Я думал, он телохранитель. Оказалось, оптовый поставщик гол­ландских тюльпанов, которые заку­пал в Китае. Узнав, что у меня день рождения, соседка принесла целую охапку жёлтых тюльпанов. Они вы­лакали всю воду из таза и завяли. Её рука, как отрезанная голова фламин­го с сигаретой в клюве, висела в луче, набивая его, как чулок, волосами дыма. Она жаловалась, что дома всё провоняло цветами. А курить нельзя! Испачкав ладонь о кофейную гущу, оттёрла листком рассказа, который я вычитывал и забыл на стуле. Долго комкала, ломая молочные косточки моего детства на улице Тихомирно­ва. Потом всплакнула и ушла. Ночью я сдул пепел с букета и зачем-то пе­ресчитал: сорок увядших тюльпанов были похожи на длинноногих стару­шек.
ПЬЯНАЯ ХОЗЯЙКА
Бывшая хозяйка квартиры так и не смогла вывезти громоздкий буфет, похожий на склеп в виде маленького пантеона, где хранятся урны с пра­хом. В пятницу она зашла его прове­дать. Там, где-то сбоку в кармашке, стояли синие рюмочки на один гло­ток. Таких глотков она делала две­надцать. Сосредоточенно, не чокаясь. Как-то она уже пришла пьяной, раз­била рюмку и закусила свечкой, при­няв её за сыр. Взяла нож и принялась резать.
ЕВРЕЙКА С КУРИНЫМИ ГЛАЗАМИ
«Всё, что мы не любим, для нас не существует!» Вспомнил фразу, когда увидел миниатюрную еврейку, ко­торая шла на меня в пыльном снопе света. Она появилась в кубе комнаты в субботу, куда заколоченное окно впускало в щёлку лишь свет без воз­духа. Её сладкие духи забежали впе­рёд. Чёрное короткое платье скра­дывало фигурку. Отдельно шея, пол-лица, руки, коленки. Был момент, когда свет пополз вверх и, оттолкнув шляпку, ослепил её. Куриные глаз­ки прослезились. Она прошла мимо, всколыхнув меня, как штору. Кара­мельные духи висели ещё три дня, потом от коврика потянуло кошкой.
РЫЖАЯ УБОРЩИЦА
Рыжая дебелая приходит по вос­кресеньям. В руках пустое ведро с рыжим веником – торчит букетом. Бросает куда-то в сторону «здрась­те» и, пятясь раком, принимается за уборку. Я называю Рыжую «русским танком» и после её ухода всегда прибираюсь. Собираю разлетевши­еся бумаги, вынимаю из помойно­го ведра черновики. Своей рыжей задницей она сметает мои рассказы с подоконника, со стола… Мой пер­вый читатель!
Сегодня подняла глупое лицо, и я увидел, как вспотели её веснушки. Они были яркие, и когда лицо сме­щалось, не поспевали за ним, ри­суя в воздухе рыжих головастиков. Я понял, что она нужна всей этой комнате как разрушительная сила, которая привносит в стоячую жизнь движение и ветер. В её грубости нуждалась и моя слепая нежность. Было смешно, когда она пыталась подмести сноп света. Пухлая рука её, отрезанная от туловища, отчаян­но билась, поднимая пыль. Потом лицо расчихалось, и на этом убор­ка закончилась. Наконец, я остался один.
Иллюстрация: Валентин Губарев. «Ночные грёзы»