Как художественная реальность бьёт историческую благодаря таланту

Писатель Илья Бояшов, автор культового романа «Танкист, или «Белый тигр», прибывший в Казань на «Книжном поезде», на лекции в Институте международных отношений КФУ объяснил, почему «что, если?» – не просто вопрос писателей-фантастов, а ключевой метод анализа XXI века.

«ВОЙНА И МИР»

Художественная литература, которую можно отнести к альтернативной истории, по сути, является фантастикой. Яркий пример – «Вой­ на и мир» Льва Николаевича Толстого. Этот роман дал удивительно альтернативный взгляд на события 1812 года, настолько мощный, что сегодня 99% людей воспринимают Отечественную войну именно через его призму. А ведь современники-генералы, участники Бородинского сражения, буквально заваливали Толстого письмами: «Лев Николаевич, вы придумываете! Диспозиция битвы неверна – здесь полки стояли иначе, здесь командовал не тот офицер!» Они не могли понять, как писатель в мундире осмелился переписывать историю. Но Толстой создал не хронику, а метафору. Его «дубина народной войны» оказалась убедительнее мемуаров.

ПЕРЕХОД СУВОРОВА ЧЕРЕЗ АЛЬПЫ

В этом парадокс: художественная реальность бьёт историческую благодаря таланту. Неважно, картина это, роман или симфония – если произведение задевает струны человеческого восприятия, оно становится сильнее фактов. Возьмите полотно Сурикова «Переход Суворова через Альпы». Художник изобразил солдат с примкнутыми штыками – по военным уставам XIX века так не делали даже в бою, не то что в горном переходе. Специалисты возмущались: «Нереально!» Но картина вошла в учебники, а их аргументы канули в Лету.

НА ЯЗЫКЕ ЭМОЦИЙ, А НЕ ПРОТОКОЛОВ

Почему так происходит? Потому что искусство говорит на языке эмоций, а не протоколов. Толстой переплавил архивные сводки в образы, Суриков заменил тактические схемы накалом страстей. Их «альтернативная реальность» не соперничает с фактами – она предлагает зрителю главное: смысл. Историки фиксируют, как было. Художники отвечают на вопрос: «Почему это важно?» И когда талант соединяется с идеей, рождается миф. А мифы, как показал автор романа «Танкист, или «Белый тигр», экранизированного режиссёром Кареном Шахназаровым, Илья Бояшов, – основа коллективной памяти. Даже если они неточны, именно они формируют наше «мы».

МОЦАРТ И САЛЬЕРИ

Альтернативная история, по словам Ильи Бояшова, – палка о двух концах. С одной стороны, её яркие образы и фантастические сюжеты легко захватывают внимание, оставляя в памяти «красивую картинку». С другой – такая «тактическая победа» оборачивается стратегическим поражением: «Литература вытесняет факты, и мы теряем подлинную историю, заменяя её набором удобных фантазий».

Однако мифы, как ни парадоксально, лежат в основе национальной идентичности любого народа. «Уберите легенды об «отцах-основателях» – и США рухнут. Без мифов нация не может существовать», – замечает Бояшов. Даже когда историки пытаются вернуть обществу правду, их усилия разбиваются о стену народного сознания. Например, Сальери, блестящий композитор и учитель детей Моцарта, навсегда остался в массовой культуре завистливым отравителем. «Этот миф уже въелся в сознание. Его не стереть документами», – говорит писатель.

Подобные коллизии, по мнению Бояшова, делят общество на два лагеря. Первые – обыватели, которые «питаются мифами», ведь они дают простые ответы и чувство сопричастности. Вторые – специалисты, пытающиеся докопаться до истины, но сталкивающиеся с тем, что «история – это гибрид науки, идеологии и искусства». Каждый документ, даже архивный, субъективен: генералы приукрашивают рапорты, политики переписывают события, а художники искажают факты ради эмоций.

Главная проблема, по мнению Бояшова, заключается в том, что миф всегда перевешивает правду. «Вы можете тысячу раз доказать, что Сальери невиновен, но народ поверит Пушкину, а не вам. Мифы прочнее, потому что они – часть нашей культуры, как воздух, которым мы дышим».

БУДУЩЕЕ ВСЕГДА СЛОЖНЕЕ ЛЮБЫХ ПРОГНОЗОВ

Но писатель предупреждает: когда фантазии полностью замещают реальность, мы рискуем потерять связь с прошлым. «История без опоры на факты становится сказкой. А сказки, даже самые красивые, не учат нас главному – пониманию самих себя».

Альтернативная история, по словам Ильи Бояшова, держится на парадоксе: человеческое воображение генерирует тысячи версий прошлого и будущего, но лишь единицы из них застревают в памяти. «Мы запоминаем не тех, кто точно предсказал технологии, а тех, кто случайно угадал общий вектор, – поясняет он. – Фантаст 1970-х, описавший телепортацию, но заставивший героя писать письма перьевой ручкой, сегодня кажется наивным. Но его ошибки лишь подчёркивают: будущее всегда сложнее любых прогнозов».

Популярность жанра Бояшов связывает с вечным стремлением человека найти «скрытый смысл» за пределами очевидного. «Люди отказываются верить, что миром управляет случай. Им проще принять существование «тёмных сил», «заговоров» или «альтернативных миссий». Это даёт иллюзию контроля над хаосом».

Однако писатель предостерегает: «Альтернативная история – это не поиск истины, а бегство от неё. Мы цепляемся за «версии», потому что реальность слишком непредсказуема. Но именно в этом бегстве рождается главное – вопросы, которые заставляют нас думать».

ПРЕДСКАЗАНИЯ ВЛАДИМИРА ВОЛЬФОВИЧА

Политики и аналитики, по словам Ильи Бояшова, часто действуют как авторы альтернативной истории – они проецируют прошлое на будущее, пытаясь предугадать следующий шаг в глобальной игре. Некоторые из этих прогнозов, как ни странно, сбываются. Например, часть предсказаний Владимира Жириновского о конфликтах на пост­ советском пространстве оказалась пророческой. «Это не мистика, – поясняет Бояшов. – Он опирался на исторические закономерности: крах империй всегда сопровождается всплеском локальных войн. Это знали ещё в XIX веке».

Однако такие удачные прогнозы – скорее исключение. Даже высококвалифицированные специалисты из академических институтов, вооружённые тоннами данных, не застрахованы от ошибок. «История не физика с её законами. Здесь всё определяют мифы, иррациональность толпы и случайность. Можно предсказать кризис, но невозможно угадать, как его воспримет общество», – отмечает Бояшов.

ИСТОРИЯ НЕ НАУКА

«Объективной истории не существует – только субъективные интерпретации», – заявляет Бояшов. Он напоминает, что даже архивные документы нельзя считать истиной в последней инстанции.

Генералы приукрашивают рапорты, чтобы скрыть потери. Политики редактируют речи, чтобы войти в учебники героями. Даже мемуары очевидцев искажаются под грузом времени или личных обид. «СССР и нацистская Германия описывали одно и то же сражение диаметрально противоположно. Кому верить?» – вопрошает писатель.

Но главная проблема глубже: «История – это поле битвы идеологий. Каждая эпоха переписывает прошлое под себя. Вчера Наполеон был тираном, сегодня – реформатором, завтра – жертвой обстоятельств».

«История не учит – она даёт инструменты для анализа», – резюмирует Бояшов. «Альтернативная история напоминает: у мира нет сценария. Каждое «что, если» – это шанс избежать ошибок или нарваться на новые. Главное – не подменять поиск истины удобными сказками».