«Обсерватория есть тело, а душу ея составляетъ персоналъ»
Какие открытия делала клиника нервных болезней Казанского университета в 1899 году
05 июня 2017
«Записки» новые, ни разу не листанные. Некоторые страницы даже не разрезаны, вот где пригодился мой старинный костяной нож, который раньше имелся в кабинете каждого господина и служил для вскрытия почтовых конвертов, бандеролей, но главное его предназначение – это аккуратная подрезка страниц. Типографские станки тех лет, печатая тиражи книг и брошюр, порой допускали такой незначительный брак, который легко устранялся дома. Это даже был своеобразный ритуал.
...Взяв в руки первый попавшийся номер за сентябрь 1899 года, уже не могу оторваться.
Редакция под руководством Ф. Г. Мищенко постаралась отразить на 160 страницах всю разностороннюю жизнь высшего учебного заведения, соединив, казалось бы, несоединимое: сметы на содержание новой обсерватории, на приобретение писчих принадлежностей и обустройство кабинетов, прошения преподавательского состава и студентов, перечень поступающих в библиотеку книг, рассмотрение наградных списков и жалоб, выдержки из трудов по анализу литературного памятника античности «Илиады», открытия по медицине с подробным описанием болезни мозга и здесь же интересный материал о посещении Казани А. С. Пушкиным в 1833 году с поэтическим приложением. Более разнообразного и увлекательного чтения я давно не встречал!
ПОД СКРОМНОЙ ОБЛОЖКОЙ
Само издание скромное на вид. Видимо, средства на содержание редакции и типографские расходы отпускались весьма небольшие. Пыль в глаза не пускали. Мягкая обложка под стать журнальной. Никаких графических украшательств и иллюстраций, за исключением особых вкладышей. Тираж не указан, однако в одном из отчётов я нашёл такую запись: «В 1898 году выпущено 10 книжек «Учёных Записок» в количестве 520 экз.». Затем следовала бухгалтерия: «Из 500 руб., ассигнованных на расходы по редакции, издержано на письмоводителя, рассыльных, на почтовые марки, в типографию и на упаковку книжек 396 р., осталось неизрасходованными 104 р.».
Поднимался вопрос о корректоре. Так, посчитали, что сумма, намеченная за эти труды, слишком незначительна, поэтому предлагалось её увеличить до 500–600 руб., чтобы была возможность иметь знающего и опытного корректора.
Рукопись каждого нового номера проходила университетскую цензуру и после разрешения Совета и ректора направлялась в типографию.
В официальной части – протоколы заседаний Совета Императорского Казанского университета: слушали, постановили… Однако такое чтение мне приносит удовольствие. Я как бы перемещаюсь из дня сегодняшнего в 1899 год. История зримо встаёт передо мной. Вот под портретом императора собралась чинная профессура в сюртуках с латунными пуговицами, это уважаемые люди, посвятившие себя науке. Многие с орденами. Но среди них проглядывают и чеховские персонажи. Безропотно несущие бремя тягот и лишений. Они заискивают, как Тонкий перед Толстым, но такими их сделала жизнь. Какая уж тут гордость?
Итак, откроем первые страницы…
ЦАРСКИЕ ДЕНЬГИ
«13 февраля 1899 года был произведён за отличие из Статских Советников в Действительные Статские Советники ординарный профессор Василий Разумовский и награждены орденами: Св. Станислава 1-й степени профессор Дарий Нагуевский; Св. Равноапостольного Князя Владимира 3-й степени: профессора Николай Загоскин и Михаил Сергеев…
Государь Император, в 1-й день сего января, Всемилостивейше соизволил пожаловать кавалером ордена Св. Анны 3-й степени сверхштатного ординатора при клинике кожных и венерических болезней врача, Надворного Советника Владимира Бургсдорфа…»
«18 мая 1899 года слушали заявление заслуженного ординарного профессора Н. Ф. Высоцкого, высказанное им по поводу протокола о пожертвовании членами Совета из своих средств 1000 руб. на оказание помощи в пострадавших от неурожая местностях Казанской губернии ученикам сельских школ: земских, церковно-приходских (в том числе Братства Св. Гурия) и татарских медресе. По расчёту комиссии на каждого едока, ввиду высоких цен на съестные продукты, назначено по 5 к. в день, а на всех 300 учеников до нового урожая потребуется 1350 руб.».
Чтобы читателю была понятна покупательская способность царских денег, приведу отрывок из рассказа Чехова «Сборник для детей»: «Три приятеля, Иванов, Петров и Смирнов, зашли в трактир пообедать. Иванов и Петров были не скупы, а поэтому тотчас же потребовали себе по шестидесятикопеечному обеду». Из текста следует, что обед состоял из щей и рябчиков. А вот скупердяй Смирнов взял только яблоко. «Каково же было его удивление, когда на поданном счёте прочёл он следующее: «2 обеда – 1 р. 20 к.; яблоко – 75 коп.».
ПРОШЕНИЯ И ИХ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ
Преподаватели университета часто отправлялись в заграничные командировки – «с учёною целью для посещения специальных лабораторий Германии, Швейцарии и Австрии».
Так, прозектор при кафедре физиологии Д. В. Полумордвинов обратился с прошением следующего содержания: «Представляя отчёт о своих занятиях на зоологической станции в Аркашоне (Франция) за время от 15 мая по 1 ноября 1898 года, я имею честь покорнейше просить ходатайствовать о продлении полученной мною командировки заграницу с учёною целью с 1 марта 1898 года по 1 марта 1899 года с сохранением содержания», объясняя тем, что «ловля животных в Акрашонском бассейне в течение зимнего периода или прекращается совершенно, или имеет характер чисто случайный».
Прошение было удовлетворено.
Приват-доцент И. А. Климов пишет: «Я желал бы практически ознакомиться с постановкой преподавания при различных европейских университетах и пополнить свои знания занятиями в клиниках и лабораториях лучших специалистов. Для достижения этой цели я покорнейше прошу факультет возбудить ходатайство перед господином Министром Народного Просвещения о командировании меня за границу сроком на один год с пособием из сумм Министерства».
Прошение приват-доцента было удовлетворено, и выделено на поездку 1200 рублей.
«Приват-доцент по кафедре всеобщей истории Э. Д. Гримм обратился в Историко-филологический факультет с прошением следующего содержания: «Имея в виду закончить весною текущего года мою диссертацию на степень магистра всеобщей истории и желая восполнить некоторые пробелы в области научной литературы по избранному мною вопросу, имею честь покорнейше просить факультет исходатайствовать мне заграничную командировку с 1 мая по 1 сентября сего года с сохранением причитающегося мне вознаграждения».
Выходит, что до революции Европа была гораздо ближе к Казани. Преподаватели легко перемещались из страны в страну, при этом не были материально скованы.
Читаем далее… «Медицинский факультет, признав докторскую диссертацию лекаря Н. Н. Порошина «К вопросу о патолого-анатомических изменениях в органах в случае смерти от хлороформного наркоза», а равно и защиту её удовлетворительными, 4 сего апреля постановил: удостоить господина Порошина степени доктора медицины.
Утвердить лекаря П. В. Кузнецкого в степени доктора медицины без испытания и представления диссертации.
Утвердить в звании уездного врача: (длинный список прилагается); и повивальной бабки: Лапустину Павлу и Тихонову Анастасию.
Из «Записок» можно также узнать, сколько получал, например, лекарь при кафедре психиатрии – 600 рублей в год.
Из перечня фамилий – Кайкарис, Неметти, Аккер, Шлязес, Альбицкий, Порфирьев, Мейер, Вацуро, Забусов, Жбиковский, Даркшевич, Богородицкий, Будде, Эверсман и другие – можно сделать вывод о национальном составе преподавателей. Татарские фамилии мне не встретились.
А какие были имена у студентов! Мариан-Бернар, Иосиф, Сердион, Генрих, Валериан, Спиридон, Аверкий, Сруль…
СТУДЕНТ СТУДЕНТУ РОЗНЬ
Преподаватели поднимали в «Учёных записках» и такую проблему, называя её «печальным явлением»:
«Университетское начальство и профессора давно жалуются на то, что большинство студентов не ведут правильных, усидчивых занятий в течение всего года, а ограничиваются приготовлением к экзаменам в течение одной недели, каковые занятия дают весьма мало прочных знаний и совсем не содействуют развитию умственных сил и усвоению приёмов научной работы».
«Слушали прошение студента IV семестра юридического факультета Владимира Ботя следующего содержания: «Имея необходимость пользоваться из университетских библиотек большим количеством книг, нежели положено общими правилами, покорнейше прошу Ваше Превосходительство разрешить мне брать из главной и студенческой библиотеки по 10 томов».
Интересно было бы узнать, кем же стал этот начитанный студент?
БЕСЦЕННЫЙ ДАР
Читаю отчёт о работе преподавателя в звании экстраординарного профессора турецко-татарских наречий Н. Ф. Катанова по тщательной описи и оценке «восточных и западных рукописей и книг, находившихся в 10 громадных ящиках, переданных в дар библиотеке Университета Жозефиной Йосифовной Крелленберг, дочерью почётного члена Университета И. Ф. Готвольда». Всего русских и иностранных книг тогда было передано 2 тысячи 258 экземпляров, а рукописей – 157.
«В числе казанских изданий, имеющихся у Готвольда, пишет Катанов, значительную ценность представляют все восточные книги, которые он не только цензировал, но и тщательно корректировал сам в бытность начальником типографии. Всё, здесь перечисленное, стоит 7198 р. 4 к. Цены книгам определены мною минимальные, по антикварным каталогам тех государств, где они печатались, а цены рукописям определены по ценам, какие берут переписчики – русские мусульмане, т. е. от 40 до 80 копеек за лист писчей бумаги».
Удивляет учёная педантичность Катанова, который с такой ответственностью подошёл к делу. Сегодня в Казани есть улица, носящая его имя. Жаль, не уберегли дом учёного. Сгорел, всеми забытый и брошенный. Хотя он был интересен и с архитектурной точки зрения тоже.
КРИТИКА «ИЛИАДЫ»
«Разрешить выдать приват-доценту Шестакову отдельные оттиски печатаемого им сочинения «О происхождении Илиады Гомера» раньше помещения его в «Учёных записках».
Надо отметить, труд весьма подробный, наполовину состоящий из греческих слов, изобилующий ссылками и примечаниями. Автор подмечает неточности и нестыковки в античном оригинале. Ведёт подсчёт отдельных греческих слов по частоте их использования в тексте.
«Ахилл принимает приглашение на трапезу. Вместе с тем он обращается к Агамемнону с просьбою отправить с зарею людей для сбора дров на погребальный костёр. После того следует краткое описание вечернего стола, по окончании коего все расходятся в свои палатки, кроме Ахилла. Весь этот отрывок, подготовляющий описание сбора
дров на погребальный костёр, вносит непоследовательность в предшествующее изложение, так как, согласно стиху 11-му, мы ожидали бы участия Ахилла в трапезе мирмидонцев... Подобные же неясности замечаются там, где, после великолепной сцены явления Ахиллу во сне души умершего друга, поэт приступает к описанию самого похоронного обряда».
«Содержание XXIV песни представляет противоречия и непоследовательности, как во многих мелких подробностях, так даже и в основном мотиве… В частности, внешнее и материальное побуждение, какому уступает Ахилл в сцене с матерью, не вяжется со словами Зевса о природном благородстве его характера…»
Знал бы Гомер, как его будут внимательно читать в северных землях, именуемых Tartaria! Какой-то «варвар» Шестаков по буковкам станет «Илиаду» разбирать!
МЕДИЦИНСКИЕ ОТКРЫТИЯ
Здесь же видим труды клиники нервных болезней, относящейся к Казанскому университету.
«В виду сравнительной редкости в литературе типичных случаев акромегалии, в особенности же доходящих до аутопсии, мы полагаем не безынтересным описать здесь один из подобных случаев, который нам пришлось наблюдать. Дело касается 33-х летней замужней женщины Анфисы Б-ой, казанской мещанки, привезённой своим отцом 19 апреля 1895 года в клинику и поступившей туда с явлениями весьма сильно выраженной общей слабости, значительно повышенным диурезом, усиленной жаждой и позывом на еду, и с жалобами на сильнейшую, непрерывную головную боль, не прекращавшуюся ни днём, ни ночью (не унимает даже морфий), шум в голове, плохой сон, тоску и полную ко всему апатию. Всё время у больной был запор, не всегда уступавший клизмам. Жидкости выпивала до четырёх больших чайников в день, помимо супу и молока. Нездорова уже в течение последних 5-ти лет. Окружающие стали замечать, что руки, ноги и лицо её стали увеличиваться в размерах…»
Сделаны были подробные замеры частей тела больной, обследованы внутренние органы. В «Записках» было помещено её рисованное изображение. Вскоре больная умирает. Вскрытие показывает наличие большой опухоли в мозгу.
КАК ЛАВРЕНТЬЕВО СТАЛО ОБСЕРВАТОРИЕЙ
К 1899 году наблюдать за звёздами из старой университетской обсерватории и вести научную работу стало проблематичным. Мешали огни разрастающегося города, вибрация от несущихся экипажей сбивала настройки оборудования – оживлённая дорога проходила рядом. Начали подыскивать под новый обсерваторский городок место вблизи Казани. Идеально подходил для этой цели лес на высоком холме над Волгой близ станции «Лаврентьево» на Московско-Казанской железной дороге, названной так по имени одного из владельцев дач Лаврентия Азимова. Впоследствии её переименовали в «Обсерваторию».
В «Учёных записках» весь процесс обсуждения строительства был отражён:
«Его Высокопревосходительство разрешает произвести постройку новой астрономической обсерватории Казанского Университета под личными наблюдениями профессора Дубяго и Казанского губернского архитектора Малиновского с тем, чтобы по окончании работ были назваными лицами представлены надлежащие исполнительные сметы».
Для постройки была выделена казённая земля и отпущено 24 тысячи 146 рублей 31 копейка.
«Дмитрий Иванович Дубяго обнаружил во всём этом деле такую энергию и ревность, какие всегда отрадно видеть в членах нашей корпорации, когда дело идёт о преследовании общеуниверситетских целей».
Публиковалась смета на оборудование новой Астрономической обсерватории:
Жилой дом. Приёмная и кабинет директора: мебель – 465 руб. Комната для постороннего учёного, временно занимающегося в обсерватории: мебель – 91 руб. 50 коп.
Хозяйственный инвентарь: лошадь, телега, сани, бочка, лейка, лопаты, топоры, лом и проч., по базарным ценам – 200 руб.
К ценам присовокуплялись прейскуранты казанских магазинов, специализирующихся по тем или иным предметам. Это делалось для того, чтобы не давать повода для подозрений по поводу закупки вещей по более дорогим ценам и сговора с купцами.
Из объяснительной записки: «Расходы на огорожку участка, электрическое освещение и водоснабжение, суть необходимые статьи, и цены по ним указаны самые дешёвые из представленных. Для сличения прилагается здесь смета на электрическое освещение, представленная «Обществом Унион» (остановились на смете магазина Молокова)».
«Приёмная комната (она же кабинет директора и архив для сохранения наблюдений, вычислений, документов и т.д.) предназначена для визитов почётных лиц, приезжающих в обсерваторию и желающих с ней ознакомиться, а также для приезда директора обсерватории. Эту комнату, как парадную, предположено меблировать несколько лучше, но эта мебель не может быть также названа роскошной. Хозяйственный инвентарь, вызывается тем обстоятельством, что обсерватория расположена в совершенной глуши, среди леса, в 3 верстах от ближайшей деревни Туры. Обсерватория должна будет убираться собственными средствами, расчищая снег, содержа в чистоте двор, постройки, дорожки и т.д. Лошадь понадобится ещё и для посылок на станцию железной дороги, лежащую в 1½ версты для получения почты и отвоза астрономов».
Приводилось также расписание должностей и окладов содержания персонала:
«Директор обсерватории – особого содержания не получает.
Астроном-наблюдатель – 2000 р.
Старший ассистент – 1500 р.
Младший ассистент – 1200 р.
Содержание обоим штатным ассистентам предполагается в обозначенную сумму, чтобы они могли жить безбедно, не имея никаких посторонних занятий, причём они оба могут быть женатыми.
Если принять ещё во внимание, что жизнь в обсерватории предстоит даже не в деревне, но в совершенной лесной глуши, где никаких жизненных продуктов нельзя достать на месте, равно как и нет никакого общества, то и при предполагаемых окладах нужно будет иметь будущим деятелям новой обсерватории много самоотвержения и любви к науке. При рассмотрении предполагаемых штатов никак нельзя этого обстоятельства упускать из виду, иначе всё дело постройки новой обсерватории может погибнуть. Обсерватория, имеющая помещения и инструменты, есть тело; душу ея составляетъ персоналъ».
Сегодня бы это назвали бизнес-планом. Не может не удивлять столь основательный подход к обоснованию всех затрат. И речи не могло быть, чтобы как-то использовать бюджетные деньги в корыстных интересах. Все средства до копейки пошли на благо науки и общества!
Итак, закладка первого камня в фундамент будущей обсерватории была произведена 7 марта 1899 года, а открытие городка состоялось уже 8 сентября 1901 года. Строили быстро и добротно. Когда астрономы вселились в новые помещения, ректор университета и доктор астрономии Дмитрий Иванович Дубяго написал немецкому астроному Василию Павловичу Энгельгардту: «Во всей обсерватории, что хорошо и что вам особенно бы понравилось, – это солидность и чистота меблировки: дубовые двери и рамы, зеркальные стёкла, прочные медные приборы, дубовые шкафы и мебель».
С одной стороны, дружеское письмо коллеге, а с другой – отчёт о проделанной работе, ведь Энгельгардт не только выделил на содержание научного городка немалые деньги, но и передал в дар уникальное оборудование своей дрезденской обсерватории, которое функционирует до сих пор.
Удивительно, что даже склеп, стилизованный под часовню, где ныне покоится прах двух этих учёных, был призван служить науке. Специальное отверстие в стене склепа предназначено для юстировки меридианного круга. Говорят, что такова была задумка Дубяго – приносить пользу даже после переселения души на небеса!
Добавить комментарий