Папа

Авиационные моментные двигатели и деревянная скульптура, созданная по мотивам картины Врубеля... С детства не вижу противоречий между этими явлениями. Мой отец, Зыков Борис Николаевич, кандидат технических наук, почти всю жизнь преподавал электротехнику в Казанском авиационном институте и написал монографию про моментные двигатели. А ещё он в молодости увлёкся резьбой по дереву. И из рядового хобби это выросло для него в дело жизни.

ОТ ФАКТУРЫ К ЗАМЫСЛУ

Да, он одновременно был технарём и художником. «Ты профессионал, не испорченный академической школой», – сказал ему однажды кто‐то из друзей‐живописцев. И мне кажется, что, не имея профильного образования, художником он действительно был настоящим – он жил своими образами, подыскивал под них деревянную фактуру, вкладывал в них душу, они даже отражали разные этапы его непростой жизни.

Откуда у него, сына мамы‐медика и папы‐военного, эта страсть к творчеству, к самовыражению в художественных образах? Сейчас, наверное, точно и не скажешь. Любил рисовать ещё с детского сада. В школе его рисунки очень хвалили. Отец, отставной военный, увлекался тем, что собственноручно мастерил мебель (то есть работал по дереву), а потом выжигал на дверцах шкафов и тумбочек какие‐то нехитрые картинки. Вот и папа, как он сам говорил, в студенчестве начал «баловаться ножичком». Сначала шёл от фактуры: увидит в смешной деревяшке чью‐то смеющуюся морду, чуть обработает – и вот готов гномик или чёртик. Кулон, подсвечник, просто забавная маска... Сколько таких первых его поделок разошлось по друзьям и знакомым – не сосчитать.

Прочитав нашумевшую в середине 1960‐х повесть Анатолия Рыбакова «Каникулы Кроша», увлёкся идеей нэцкэ. Одна из первых фигурок в этом духе была сделана к моему рождению – мать, держащая на руках новорождённого малыша.

Немного позже он понял, что способен идти не от фактуры к работе, а под свой замысел, который уже созрел в голове, искать дерево. Сколько себя помню, в нашей квартире на балконе всегда были залежи коряг самых причудливых форм, которые отец привозил из всех вылазок на природу.

Он создавал изображения мифологических персонажей, сделал целую галерею портретов писателей – от Гомера до Блока, изображал литературных персонажей – особенно любил Дон Кихота, который для него олицетворял неустанную, хоть и безнадёжную борьбу со всем мировым злом.

Нэцкэ

ПО СЛЕДАМ ВРУБЕЛЯ

Интересно, что до студенческих лет отец не был ни в одном художественном музее. В Третьяковку впервые попал в 20 лет, в Петербурге побывал ещё позже. Но очень любил рассматривать художественные альбомы. И позже в своём творчестве ориентировался только на великих – Леонардо, Микеланджело... Из скульпторов, конечно, очень любил Эрьзю. Меньше Конёнкова, хотя признавал, что он большой художник. А одним из тех Мастеров, кто оказал на отца наибольшое влияние, был Михаил Врубель. «Он проник в глубины моей души, я полюбил его сразу и на всю жизнь», – писал он о Врубеле в своих дневниках.

Именно по мотивам Врубеля он создал свою, наверное, самую любимую скульптуру – Пана. Этот древнегреческий бог иногда трактуется как просто весёлый старик, такой сатир на максималках. Если вы помните врубелевского Пана, то понимаете, что это очень глубокий образ. Это олицетворение всего живого мира. Не зря же именно от Пана произошли слова «пантеон» и «паника» (этот «смешной» сатир умел нагонять страху на всех живущих).

Для отца это была ещё и трагическая фигура, в глазах его Пана как бы заключена вся скорбь о судьбах мира, осознание его (мира) несовершенства. Эта скульптура была создана в непростой для него период, в начале 80‐х годов, накануне глубокого приступа депрессии, и он как будто предчувствовал всю глубину будущих страданий.

Много позже, уже в перестройку, когда стало возможным говорить о религии, отец, будучи человеком, живо интересующимся всяческими духовными практиками, активно начал изучать эту новую для советской интеллигенции тему. И подружился с одним из казанских священников, отцом Игорем Цветковым. Это был очень образованный человек, настоящий философ, не просто совершающий ритуальные действия, но очень глубоко понимающий суть христианства.

Под влиянием отца Игоря папа крестился и хотел освятить квартиру. Священник сказал, что для освящения необходимо убрать из жилья всех «рогатых». И Пана.

«А потом можно будет занести?» – спросил папа.

«Конечно, нет».

Так наша квартира осталась неосвящённой. С Паном, его переосмысленным врубелевским героем, отец не готов был расстаться.

Как не смог он поднять руку и на Демона, которого тоже вырезал по мотивам любимого художника. У папы было несколько изображений Сатаны – Мефистофель, Воланд с разноцветны- ми глазами (очень, кстати, выразительный). После крещения он взял топор и разрубил эти работы. А постврубелевского Демона не смог...

Пушкин

Дон Кихот

ДЛЯ ЖИЗНИ И ВЕРЫ

Тема Христа впервые заинтересовала отца, когда в Советском Союзе напечатали роман «Мастер и Маргарита». Конечно, в то время он, молодой каист, яркий представитель советской технической интеллигенции, не мог и думать о том, как много для него впоследствии будет значить вера. Нет, даже так – Вера.

Но тогда была просто книга (хоть и великая), где вдруг всплыла запрещённая доселе история про некоего Иешуа, погибшего на кресте за людские грехи. И папа создал несколько портретов Иешуа. Правда, особо показывать их кому‐то побаивался – партийные старшие коллеги, случайно услышав про это увлечение, отозвались о таком неодобрительно...

Большой осознанный интерес к христианству пришёл, как я уже сказала, в перестройку, после знакомства со священником. Тогда и ли- тература соответствующая стала появляться, и Евангелие уже не страшно было читать...

Его приходу к Богу немало способствовала болезнь, о которой тоже уже немного упомянула. Это было то, что сейчас называют биполярным расстройством, и отец пережил несколько очень глубоких периодов депрессии (во время одного из них восемь месяцев лежал в психиатрической клинике). «Он не восстановится», – сказал однажды моей маме один из тех, кого в Казани называли светилом психиатрии.

А он как‐то неожиданно восстановился. Вынырнул из болезни, вернулся в институт и снова занялся творчеством. И, общаясь с отцом Игорем, понял для себя: это Господь вернул его к жизни в предвкушении того, что отец уверует. С тех пор он очень много создавал скульптур на христианские мотивы. Образы и сюжеты Старого и Нового Заветов, портреты святых и апостолов... Но и эти его работы зачастую печальны и даже трагичны. Наверное, это было предчувствие того, что болезнь ещё вернётся и на этот раз заберёт его навсегда. Так оно и вышло. Папы не стало в 53 года.

В этом году ему могло бы исполниться 85. Но, когда я так говорю, я в глубине души знаю: не могло. Для этого он, казалось бы, классический советский кандидат технических наук, был слишком художником. Слишком страстно жил. С размахом дарил себя миру в своих работах.

Пан

Воскресе!