Танцующий в «Маске»

На торжественную церемонию вручения награды премии «Золотая маска» он явился в футболке с хорошо заметной надписью «Барыбер» («Всё равно» – тат.). Прессе он объяснил это тем, что пиджак, который хотел надеть, забыл на репетиции. В этой же футболке Нурбек был и на церемонии премии «Тантана»... Но озорство и шутовство – лишь маски, которые Нурбек, как истинный актёр, надевает, чтобы с их помощью добиться вполне серьёзных целей.
ПРОЩАЙ, БАЛЕТ?
В 26 лет Нурбек неожиданно ре­шил прервать карьеру танцовщика Татарского театра оперы и балета имени Мусы Джалиля и уехал учить­ся на балетмейстера в Санкт-Пе­тербург. К отъезду его сподвигли две вещи: воля родителей, считав­ших, что молодому человеку не­обходим профессиональный рост, и желание выйти, наконец, из тени отца, известного татарского писа­теля и драматурга Рабита Батуллы.
– В действительности я ни о чём серьёзно не размышлял. Просто сделал то, что хотелось. Но весь ужас истории, для родителей, во всяком случае, заключался в том, что спу­стя два года я бросил Санкт-Пе­тербургскую консерваторию, в ко­торой учился, и поступил на курс актёрского мастерства в Академию театрального искусства. Когда тебе 26 лет и большую часть своей жизни ты занимаешься классическим ба­летом, всем кажется, что твой путь предрешён. А я начал всё с нуля, – рассказывает Нурбек.
АВАНТЮРИЗМ ПО НАСЛЕДСТВУ
В семье Нурбека долгий поиск себя – почти традиция, нечто гене­тическое. Он считает, что, возмож­но, всё началось с деда, который в первой половине жизни был учи­телем. Семья жила хорошо, да так, что односельчане стали поговари­вать: слишком уж хорошо. Время было сложное – 30‑е годы прошлого века. Дед бросил всё, забрал семью, уехал в другое село и стал… плотни­ком. И преуспел: спустя несколько лет купил машину и с ветерком проехался перед изумлёнными бывшими односельчанами. Правда, спустя несколько дней эту машину он разбил, въехав спьяну в дерево...
– Я часто думаю о нём. Мои пред­ки вообще много значат для меня, хотя я и не знаю, как положено, свой род до седьмого колена. Именно корни делают нас теми, кто мы есть. Бабушка со стороны мамы дожила до 102 лет, и я надеюсь, что этот ген долгожительства передался и мне, – говорит Нурбек. – Мама – хранительница очага нашей семьи. А отец – тот человек, благодаря (и местами вопреки) которому я до­бился всего, чего на сегодня до­бился.
НЕ НУРИЕВ
О том, как Нурбек выбрал балет (или балет выбрал его), есть мно­го семейных легенд. Одна из них гласит: отец взял его за кулисы на концерте татарской песни, а во время одного из номеров кто‑то вытолкнул мальчика на сцену: иди, станцуй... В семь лет Нурбек посту­пил в хореографическое училище. Спустя некоторое время в талантли­вом подростке стали видеть «второ­го Нуриева». Но молодому челове­ку хотелось быть собой. Однажды, к тому моменту Нурбек уже около двух лет танцевал в театре оперы и балета, он решил поставить спек­такль-манифест и назвал его «Мой Нуриев». В спектакле Нурбек одно­временно был и режиссёром, и тан­цовщиком, и актёром. Постановка далась ценой колоссальных усилий, физических и эмоциональных. Ба­тулла сыграл Нуриева таким, каким его видел, он хотел сообщить всем: «Я – не он. Я – другой». И спектакль стал для него одной из отправных точек собственного пути.
– Сейчас Нуриев мне интересен как сложная, неоднозначная лич­ность. Но как танцовщик, мне ка­жется, он мог бы добиться больше­го, – говорит Нурбек.
В СОСТОЯНИИ НУЛЯ
В Санкт-Петербурге молодой че­ловек перестал усиленно занимать­ся танцем и погрузился в изучение практик актёрского мастерства – по весьма своеобразной и приня­той далеко не всеми актёрскими вузами системе Николая Демидова. Уметь «обнуляться», освобождаться от внешнего и внутреннего эмоцио­нального шума и выходить на сцену наполненным лишь одной идеей – вот чему учили Нурбека. Когда он и его сокурсники участвовали в по­становке отрывка из пьесы Остров­ского, репетиции проходили так: двадцать минут погружения в пьесу, два часа – целенаправленного ва­ляния дурака...
– Казалось бы, чего можно до­биться такой техникой? Но однажды на репетиции я готовился произне­сти текст роли, открыл рот и неожи­данно для себя заговорил словами Островского. Это было абсолютное откровение. Излишне говорить, насколько эти знания помогли и помогают мне работать. Но про­блема в том, что в большинстве вузов и училищ актёра заставляют играть – изображать то, что должен чувствовать его персонаж. Поэто­му многие играют усердно, и даже переигрывают – чтобы зритель видел, за что заплатил деньги, – говорит Нурбек. – Но российской и татарстанской сценам давно пора активнее двигаться внутри и вместе с мировыми тенденциями. Если все в театре профессионалы и понимают, что делают, и делают это хорошо, то зритель не уйдёт из такого театра. Даже если это кон­сервативно настроенный зритель. Хореограф Пина Бауш, известная своим авангардным, на грани скан­дала стилем, в разгар карьеры пе­реехала в провинциальный город Вупперталь, и привезла туда то, что называется contemporary dance (контемпорари данс, современный танец). Люди сначала в возмуще­нии уходили из зала. Потом стали возвращаться. А спустя несколько лет театр Вупперталя стал известен и востребован на всех мировых те­атральных фестивалях.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
К НАЧАЛУ
Теория пассионарности Льва Гумилёва гласит: расцвету этноса предшествует толчок или дрейф – период появления его предста­вителей с яркими, выдающимися характеристиками. По мнению на­шего героя, сейчас татарский этнос находится именно в этой фазе. Одна из уникальных черт самого Нурбе­ка заключается в том, что к каким бы творческим вершинам он ни устремлялся, традиции его народа всегда с ним. Его педагог в акаде­мии, Алиса Иванова, рассказывает:
– Одно из заданий, которые по­лучили студенты-первокурсники, звучало примерно как «Один в ком­нате». Нурбек очень подробно делал этюд про то, как он готовится к на­мазу. Для русских ребят это было откровением…
Таким же откровением для жюри, зрителей и критиков «Золотой ма­ски» стал спектакль «Алиф*» («Зов начала»), в котором Нурбек, вер­нувшийся в 2016 году в Казань и к танцу, теперь уже современному, исполнил главную и единственную роль.
СРОДНИ ЧУДУ
Спектакль возник из идеи Нурбе­ка и его коллег перевести персид­ский алфавит со всеми его «умер­шими» буквами и персидскую по­эзию на язык тела. Но эта задача оказалась очень сложной. В процес­се репетиций режиссёр спектакля Туфан Имамутдинов предложил взять за основу стихотворение «Ту­ган тел». Нурбек Батулла, хореограф Марсель Нуриев и композитор Эль­мир Низамов с ним согласились. В результате получился спектакль, состоящий из трёх частей. В первой Нурбек танцует татарский алфавит в его арабском написании, а жен­ские голоса озвучивают эти бук­вы. Во второй части один голос поёт те же буквы, второй – слова, третий – строчки стихотворения. В третьей части всё объединяется в целое. Танцовщик олицетворяет поэта и прощается с эпохой, в ко­торой стихотворение было создано.
«Зов начала» не похож на за­падные аналоги: в нём нет и тени заимствований – ни в лексике, ни в композиции, ни в концеп­ции. Его исключительность сродни чуду», – так в газете «Коммерсант» отозвалась о спектакле балетный критик Татьяна Кузнецова.
«МЕССЕДЖ» УСЛЫШАН
– Что я чувствовал, когда мне вручали «Маску»? Волнение, наверное. Дело в том, что ни я, ни спектакли с моим участием на эту премию никогда не за­являлись и не номинировались, и для меня это не было каким‑то желанным призом. Кроме того, этот спектакль дался мне намного проще, чем «Мой Нуриев», – го­ворит Нурбек. – Но потрясающе то, что наш «месседж» был услы­шан. Мы смогли с большой сце­ны рассказать о нашем видении проблемы исчезновения языка. А после номинирования нас, нако­нец, услышали здесь, в Татарстане. До того у нас не было даже места для репетиций. Мы создавали спек­такль там, где была возможность репетировать: в русском ТЮЗе, в татарском ТЮЗе имени Кариева. В ТЮЗе имени Кариева у нас теперь будет постоянная площадка. Но это решение лишь одной маленькой проблемы…
ПЕРЕВОД С ТАТАРСКОГО НА ВСЕОБЩИЙ
– Иногда я ловлю себя на том, что внутри у меня очень много протеста. Но это говорит о том, что я пока не очень сильно развит. С точки зрения духовности суще­ствовать борьбой – неправильно, – говорит Нурбек. И, как когда‑то его дед, ищет альтернативные способы добиться цели. Сейчас он работает над несколькими но­выми проектами. Пина Бауш уме­ла видеть потаённые движения человеческой души и переносить их на сцену при помощи пласти­ки и сюжета. Нурбек переводит на язык современного танца, тот, на котором говорят сегодня в мире, древние и новые татарские куль­турные коды. Это шамаиль, му­дрость, зашифрованная в изящной геометрии письма. Это борьба ку­реш, не уступающая по зрелищно­сти популярным в мире японской будо или индийской каларипаятту. Это пьеса Рабита Батуллы, напи­санная на татарском языке в жанре абсурда, для постановки которой сейчас самое подходящее время. Кажется, Нурбек Батулла подошёл очень близко к ответу на вопрос, как сделать так, чтобы татарский язык стал величиной, интересной каждому.
 
*«Алиф» – первая буква арабского алфавита.