Возвращение «Муллы»

Мы сворачиваем с трассы и оказываемся на вершине небольшого холма. Отсюда открывается идиллический вид на мечеть, светлеющую среди высоченных дубов и тополей. Быть может, её устремлённый в небо минарет стал первым знаком и для съёмочной группы «Муллы», выбравшей деревню Нижние Шаши и село Кунгер местом превращения известной пьесы Туфана Миннуллина в фильм.

Киношников мы находим на по­росшем высокими травами лугу. Снимают сцену похорон героя по имени Габдрахман, который в фильме «живьём» ни разу не по­явится. Восемь мужчин поднимают ритуальные носилки.
– Ами-ир, сто-о-оп! Ещё раз! – раздаётся тут же с той стороны луга, где вокруг камеры собрался съёмочный авангард.

Процессия послушно останав­ливается, и всё начинается заново.
НЕ УБИВАЙТЕ ГЕРОЯ!
Один из инициаторов экраниза­ции «Муллы» композитор и продю­сер Марат Ахметшин, которого я на­хожу тут же, на площадке, расска­зывает, что в самом начале работы над фильмом были отсняты эпи­зоды с российской кинозвездой – Маратом Башаровым, который смог исполнить свою давнюю мечту и сняться в татарстанском фильме. Единственный вопрос, который бес­покоил актёра, заключался в том, убьют ли муллу в конце – как это происходит в постановке Татарского  государственного академического  театр  имени  Г. Камала.

– И что, – спраши­ваю, – убьют?
Марат Ахметшин не­определённо пожимает плечами.

– То есть не будет сакральной жертвы? – уточняю я на всякий случай.
– Будет жертва. Смо­трите фильм, – не сда­ётся продюсер.
Проект, который он с режиссёром Атнинского театра Рамилем Фазлы­евым задумал ещё три года назад, стал возможным бла­годаря инициативной Миляуше Айтугановой, возглавляющей с этого года «Татаркино». Имен­но она сумела обеспечить проекту пиар на самом высоком уровне, на котором и был одобрен грант для фильма.
Мы наблюдаем за тем, как вновь и вновь хлопушка возвращает ак­тёров в начало их пути. Тем време­нем Марат Ахметшин рассказыва­ет о собственных размышлениях над фигурой муллы, так или иначе присутствующей в жизни каждого мусульманина, вне зависимости от его близости к религии. Почему так происходит? Почему эта фигу­ра так важна? О чём они на самом деле – ключевые слова пьесы: «Я никогда ни во что не верил, но мне очень хочется верить»?

ЗНАКИ ПОВСЮДУ
С самого начала съёмок кампа­нию сопровождают какие‑то не­вероятные совпадения.
– Посмотрите – сейчас будет дождь, – говорит мой собеседник. Я поднимаю голову: высокое свет­лое небо стремительно захватывают грозовые тучи. Дождь начинает­ся крупными, тяжёлыми каплями и быстро переходит в ливень.
– Знаете, эта сцена – сцена похо­рон – должна сниматься при дожде. И вот дождь пошёл именно сегодня, в день, на который мы этот эпи­зод запланировали. И такие знаки мы видим здесь повсюду, – гово­рит продюсер. Показывая куда‑то вглубь деревни, продолжает: – Там, в одном из домов, мы «поселили» героя, Самата, который по сюжету и привёз в деревню муллу – Асфан­дияра, пришедшего к вере будучи в местах не столь отдалённых. Како­во же было наше удивление, когда оказалось, что судьба реального владельца «дома Сама­та» – отражение истории Асфандияра. Муллой он не стал, но веру обрёл, побы­вав в тюрьме. И теперь жи­вёт хорошей, достойной жизнью.

А там, машет продюсер в другую сторону, дом, где снималась сцена, в которой будущая жена муллы Налима впервые в жизни читает Коран. Уже после начала съёмок оказалось, что в этом доме Коран читала со­седка – после того, как в семье про­изошли драматические события.
Марат Ахметшин рассказывает: здесь, в Шашах, и в Кунгере, и в са­мой Атне, и в районе съёмочная бригада получала помощь букваль­но отовсюду.
– Вот Ильфат Хакимов, директор сельхозпредприятия «Тукаевский». Я спросил его, где можно достать две водяные помпы. Через десять минут он пришёл – принёс помпы. И так тут буквально со всем.
Дождь заканчивается, и актёров отпускают с площадки на неболь­шой перерыв. И вот они, одетые в простое деревенское платье, не­торопливо бредут через луг, срывая на ходу маковки тимьяна и хвосты пырея и негромко обсуждая что-то, понятное только им.
МАРАТ, ДАЛЁКИЙ И ПРОСТОЙ
Я догоняю местного жителя, заня­того в съёмках. Он представляется Радиком абый.
– А вы Марата Башарова видели?
– Видел. Издалека. Метров с се­мидесяти, ближе не разрешили подойти.
Мужчина огорчённо качает го­ловой. Я спрашиваю его, знаком ли ему сюжет «Муллы».
– Смотрел этот спектакль в нашем атнинском театре. Сюжет непростой очень. И задевает душу. За съёмками я, конечно, наблюдал. Пять суток они около моего дома снимали. При­езжали в обед и только утром уезжа­ли. Я часто выходил смотреть, даже ночью, – сообщает мне Радик абый.
Я интересуюсь, тяжело ли быть актёром. Радик абый понимает меня по-своему.
– Непросто это, много терпения надо. Они в деревне со всеми встре­чаются, говорят. Я вот встретился с Ильдусом Абрахмановым около моего дома. Съёмка закончилась, и он говорит: «Вот я, заслуженный артист, а я хожу тут траву полю – по роли так положено». Он пьяного играет в фильме.
Я догоняю девушку, которая ис­полняет роль Налимы. Она, актриса Атнинского театра Гузель Гафарова, вблизи выглядит хрупкой старше­классницей, небрежно наброшен­ная кофта и повязанный на голове платок кажутся слишком взрослы­ми для неё. Спрашиваю, сложно ли играть Налиму.

– Самой сложной задачей для меня было понять, почему она такая – грубая, жёсткая. А она просто защищается от реальности, от грубых, неотёсанных мужчин, к которым испытывает отвращение. И потом приходит мулла и пере­ворачивает весь её мир. И теперь она очень хочет поверить в Бога и просит его, как маленький ребё­нок: «Дай мне знак, и я поверю», – рассказывает Гузель.
Я подхожу к «мулле» Рамилю Фазлыеву. Именно он поставил в 2009 году на сцене тогда ещё на­родного Атнинского театра того «Муллу», который так понравился автору пьесы Туфану Миннуллину. А театру, успешно гастролировав­шему с этим спектаклем по сосед­ним регионам, был в дальнейшем присвоен статус государственного. Теперь он – режиссёр этого фильма и по совместительству исполнитель главной роли.
«Мулла», ожидающий готовности актёров, смугл, сумрачен, суров. Мне даже немного боязно заго­варивать с ним, но потом я вижу, как смягчается его лицо, когда он отвечает на чью‑то рабочую шутку.

– Почему для съёмок выбрали именно Кунгер и Шаши?
– Мы предполагали, что снимать будем в Атнинском районе. А вооб­ще, Атня, Заказанье – это родина Марджани, Тукая, Сибгата Хакима и многих других выдающихся татар, знаковое место для нашей культуры и духовности. Где же, как не здесь, снимать этот фильм? – объясняет режиссёр.
– А как вам с Башаровым рабо­талось?
– Легко и просто, – говорит Рамиль Фазлыев и хочет что‑то ещё добавить, но его прерывает «хлопушка», отмеряющая новый дубль.
СЮЖЕТ ВНЕ ВРЕМЕНИ
Не имея возможности и дальше выпытывать подробности съёмок у группы, занятой работой, я от­правляюсь на экскурсию по де­ревне. Несколько прямых, ровных улиц, огромные деревья, уличные беседки, люди, занятые работой по хозяйству.
Подхожу к женщине, которая кра­сит забор под наблюдением стаи любопытных гусей. Спрашиваю, как она относится к тому, что в де­ревне снимают кино.

– Очень интересно смотреть, – говорит мне женщина. – А один эпизод снимали в доме родителей! Здорово, что их двор, и дом, и они сами окажутся в фильме. Это же па­мять! Мы обязательно диск купим, если найдём.
Около деревенской ме­чети встречаю муллу – Рубиса абый. Спрашиваю его, что он думает по по­воду идей «Муллы».

– Конечно, есть па­раллели между пьесой и реальной жизнью. Я вот уже пенсионер, у меня пенсия, держим с женой небольшое хо­зяйство, справляемся. А как устроиться моло­дому мулле? У него ведь ничего нет, а есть семья, которую надо кормить. И при этом он должен хорошо, добросовестно выполнять свои обязанности. Здесь почти все ве­рующие, добропорядочные люди. При мечети мы проводим занятия для детей и подростков, мероприя­тия для сельчан. Очень много людей приходит. Но всё это годами скла­дывалось, и много труда нужно, чтобы получилось донести истины Корана до каждого верующего, – рассказывает Рубис абый.
Уже на выезде из деревни встре­чаюсь с тем самым Ильфатом Хаки­мовым, добывшим помпы для съё­мок.

– В пьесе «Мулла» очень много реплик, которые мы запомнили и даже теперь, спустя восемь лет, повторяем – они как пословицы. Когда мы впервые сыграли спек­такль, то оказалось, что воздействие этой пьесы на зрителя ещё глубже, чем нам казалось, чем мы рассчи­тывали. Тогда я понял, насколько велик Туфан Миннуллин как драма­тург, – рассказывает Ильфат Хаки­мов. Директор сельхозпредприятия был актёром местного же театра и в той самой легендарной поста­новке сыграл участкового.
– Но когда мы повезли спектакль на гастроли, выяснилось, что не везде его воспринимают одно­значно, – продолжает Ильфат. – В одной из деревень Самарской области после нашего финаль­ного поклона на сцену поднялся пожилой мужчина и сказал: «Вы, ребята, молодцы, хорошо сыграли. Но для нас всё это неактуально. Так у нас было лет двадцать на­зад». Он имел в виду лейтмотив пьесы: идею о том, что без имана у деревни есть лишь один путь – в забвение. Так вот, и в Кунгере, и в Верхних и Нижних Шашах, да и во всём районе давно забыта эта атмосфера безбожия и упадка. Посмотрите, какие опрятные здесь дома, какие красивые наличники, как трудолюбивы и дружелюбны люди. И путеводная нить для нас – это вера. Ислам – это религия мира и добра. Созидательная религия. И если ты мусульманин и знаешь ислам, ты не можешь жить и счи­тать иначе.