Вечный бой солдата Гареева

Газету, в которой сообщили про прибытие в Кабул генерал-полковника Махмута Гареева ему самому положили на стол спустя пару дней после выхода – постарались наши военные разведчики. Газетная шутка была не столько остроумной, сколько злой: на календаре февраль 1989-го, советские войска ушли. А у «одного татарина», руководителя оперативной группы наших военных при президенте Наджибулле, в подчинении – всего двадцать пять советников. Так что выводы западных военных аналитиков, возможно, мало кого удивляли.

Можно предположить, что и расчеты советских аналитиков не прибавляли нашим оптимизма. Во всяком случае, парочка боевых генералов, едва забрезжила перспектива отправиться в Кабул, тут же внезапно заболели и слегли в госпиталь. Гарееву в его 65 можно было даже не притворяться: четыре ранения и контузия, полученные еще в Великую Отечественную, здоровья не прибавляли. Но настоящие военные приказы не обсуждают. Срок расстрельной командировки? Сказали, два‑три месяца…

Министр обороны СССР, Дмитрий Язов, принимая командированного в Афганистан офицера, тактично поинтересовался:

– Ну как, не страшно туда ехать?

– Мне уже поздно бояться. Из нашей роты, что выпустили в Ташкентском военном училище в 1941 году, вернулись 26 человек. 26 из 119-ти. Мне судьба после войны и так уже подарила больше сорока лет, грех обижаться...

ВОЙНА – СТРАШНАЯ ВЕЩЬ…

«В 1941 году под Москвой, когда мы стояли на краю гибели, сапер на дорожном столбе написал: «До Берлина – 2 000 км». А идущий из последних сил по глубокому снегу пехотинец добавил: «Ни …, дойдем!». Этот эпизод из фронтового прошлого Махмут Гареев вспоминал чаще других, каждый раз тактично меняя крепкое словцо на печатное. И всегда добавлял: «Такие солдаты и народ, их породивший, все одолеют, они непобедимы!» Но выставить себя плакатным воякой, без страха и сомнений, никогда не пытался. Ни в первую свою войну, ни много позже. Признавался: было страшно, не раз.

Что самое страшное на войне? Бомбежки. В этом он признается военному корреспонденту, нагрянувшему в их батальон в 1942-м. Было это где‑то возле Медыни, на Западном фронте. Батальон только вывели с передовой, они рыли окопы на опушке леса. Корреспондент попался дотошный, все пытался выяснить, что каждый испытывает в минуты опасности. Комбат Гареев, рассказав ему про свои страхи, пояснит: Когда идешь в атаку, тут или ты заколешь противника, или он тебя. Когда же в воронку от разрыва артиллерийского снаряда забьешься, то знаешь, что по теории вероятности второй снаряд туда не упадет. Но когда сверху бомбят, а ты ничего не можешь сделать, – чувствуешь свою беспомощность…

Про то, что впервые попав под бомбежку в ноябре сорок первого, он неожиданно для себя вдруг начал молиться, командир Гареев, конечно, корреспонденту не сообщил. Как всякий комсомолец считал религию пережитком прошлого. Но годы спустя, вспоминая этот эпизод, все объяснит: «Война – страшная вещь, и человек, оставшись один на один со своей судьбой, ищет защиты. Вера в то, что есть некая сила, которая в самый отчаянный момент будет на твоей стороне, поможет тебе, присутствует у любого человека, какого бы вероисповедания он не придерживался».

Фамилия тому корреспонденту была Симонов. Их военные дороги пересекутся еще не раз, они подружатся. Много лет спустя, в 1974-м, писатель Константин Симонов обратится к фронтовому товарищу за помощью: не допускают в военные архивы. Начальник военно-научного управления Генштаба Махмут Гареев распорядится, чтобы запрет сняли‑для этого ему придется получить добро от секретаря ЦК КПСС, главного идеолога партии Михаила Суслова.

А в начале нулевых уже Махмут Гареев будет копаться в архивах, анализируя фронтовые очерки и заметки писателя, его служебную переписку, сопоставляя все это с собственными впечатлениями от встреч с ним. В итоге родится книга «Константин Симонов как военный писатель» – ответ тем, кто пытался исказить образ литератора-фронтовика. 

«…И НАПРЯГАТЬ НАШИ СИЛЫ ДО ПОСЛЕДНЕЙ ВОЗМОЖНОСТИ»

В Афганистане случай показать, чего стоит «один татарин», выдался Гарееву в первый же месяц его командировки. Под Джелалабадом деморализованные подразделения афганской народной армии в панике покидали позиции под напором превосходящих сил моджахедов. Тогда, рассказывал Борис Пастухов* , генерал собрал тех, кто еще был способен сопротивляться, и заняв место в танке, повел их в атаку. Против‑ ник был разбит.

Бой, в котором руководитель группы советников показал афганцам, как над защищать свои интересы, случился, судя по всему, буквально через несколько дней после того, как Махмут Гареев был представлен президенту страны.

– Как же вы осмелились прибыть к нам в такое время, когда уже нет советских войск? Как мы будем держаться? – таким вопросом встретил тогда своего главного военного советника в Кабуле президент Наджибулла – он же верховный главнокомандующий вооруженных сил Афганистана. Сказано это было явно не без иронии.

Гареев не растерялся. «Я ему сказал, что в русской армии издавна существует поговорка: «Хороший командир может и одного татарина построить в две шеренги». Будем стараться все вместе, как мусульмане, удваивать наши шеренги и напрягать наши силы до последней возможности…»

«Напрягать силы до последней возможности» пришлось в не самой комфортной обстановке. В афганской армии, как потом вспоминал Гареев, царили упаднические настроения. Боеспособность ее подрывали не столько атаки моджахедов, сколько внутренние противоречия в НДПА, конфликты и неорганизованность. Отсюда и задача, обозначенная советским военспецом: активизировать работу в войсках, преодолевать настроения обреченности. Предстояло внушить союзнику, что он в состоянии устоять перед натиском оппозиции. А здесь одной военной науки было мало – нужно было проявлять и чудеса дипломатии. Притом, что Москве в 1989‑м уже было явно не до Афганистана – Союз на грани развала...

Через полтора года командировки Махмута Гареева отзовут из Афганистана. Домой он вернется уже в звании генерала армии. Правительство Наджибуллы, которому западные давали максимум три недели после вывода советских войск, все еще будет держаться.

ВОЕННУЮ НАУКУ ПОСТИГАЛ В ОКОПАХ

Свой первый бой 18-летний младший лейтенант Гареев, выпускник ташкентского военного училища, принял в ноябре сорок первого. Долго добираться до фронта из московских Чернышевских казарм не пришлось: немцы подошли к самой столицы. Гареев должен был принять взвод – не пришлось. «Прибыл я в батальон. Идет навстречу старшина с перевязанной рукой. Ранен. Спрашиваю: «Где командир батальона?» – «Нет». – «Кто есть из офицеров?» – «Никого нет, всех выбили», – вспоминал Махмут Гареев. – Я принял командование батальоном, хотя по штату комбат должен быть подполковником, минимум майором. Через двое суток нам прислали командира батальона – капитана. А я принял роту…».

Махмут Гареев в молодости.

Война для Гареева могла закончиться уже в августе сорок второго, в Калужской области. Это было летнее наступление, он командовал отдельной ротой. Пуля нашла его, когда шел в атаку. Перевязал наскоро руку – и снова в бой. Воевал еще три дня – пока не прислали нового командира. Рука к тому времени стала багрово-синей, и хирурги в медсанбате долго не раздумывали: ампутировать! Выручила пожилая санитарка, организовавшая отправку бойца санитарным эшелоном в Рязань. Там руку смогли сохранить. Во второй раз Гареева ранило под Витебском, в голову. Подлечился – и снова на фронт…

В сорок четвертом батальон Махмута Гареева первым вошел в Молодечно (Гареев почетный гражданин этого города – прим.ред.). «Попутно» во время белорусской операции его бойцы спасли несколько тысяч местных партизан из отряда имени Ворошилова. Немцы, пытаясь очистить свои тыл, бросили на их уничтожение несколько дивизий. Отряд укрылся в лесу, возле озера, но был со всех сторон окружен, остался без продовольствия и по сути обречен. Если бы не стремительный и неожиданный марш-бросок нашего подразделения, по бездорожью, сквозь боевые порядки немцев прорвавшегося к осаждённым…

«Практически всю войну, до середины 44‑го года, я воевал в самом низовом звене, – расскажет он о себе в одном из интервью. – Командир роты, начальник штаба батальона, комбат, затем в бригадном звене начальник оперативного отделения. Легких должностей среди них не было. Все время в боях, всегда в окопах. Каждый день на войне мы проживали с одной лишь мыслью: выживу или нет?»

За пятьдесят лет армейской службы он дорос до должности заместителя начальника Генштаба СССР. Этот рост ничего общего не имеет с карьерой тех штабных офицеров, что ковали свои победы в границах Садового кольца. Военную науку Махмут Гареев осваивал в окопах под Москвой, в ржевских болотах, при штурме Кенигсберга. И уже потом – в академиях …

И ВЕЧНЫЙ БОЙ

Девятого мая сорок пятого майор Гареев получил редкое за годы службы взыскание. Эшелон, в котором их часть перебрасывали на другую войну, с Японией, стоял где‑то за Уралом, когда солдаты узнали: все, Победа! Без всякой на то команды поднялась радостная пальба. Дежурным по эшелону в тот день был как раз майор Гареев. Ему и влепили выговор – за нарушение маскировки. А потом еще особистам пришлось давать объяснения. Но это уже не из‑за стрельбы – из-за… коровы.

– Всех переполняет счастье – победа, а возле эшелона стоит тщедушный такой мужичонка и с завистью смотрит на наших коров – мы их везли с собой в качестве провианта. Коровы немецкие, породистые, сытые, холеные, – не чета нашим. И командир решил: подарим одну мужичонке – по случаю Победы. Сказано – сделано. Подарили, эшелон трогается, а мужичонка ко мне с мольбой: «Дайте справку, что подарили, а не украл…». Я второпях выхватываю листок из планшета и пишу: воинская часть подарила такому-то в честь дня Победы корову. И подпись: майор Гареев. Вот особисты и начали докапываться: а вдруг я в записке раскрыл номер части…

А потом снова была войны. После победы над Японией Махмута Гареева направили в Китай – помогать строить Народно-освободительную армию. Дальше были события в Сирии, в Египте, уже в семидесятом, где он служил начальником штаба нашего главного военного советника...

Многие ли могли сравниться с Махмутом Гареевым, доктором военных наук, в профессиональных знаниях? Сам он, впрочем, как бы отвечая на этот вопрос, любил рассказывать эпизод из собственной жизни, случившийся на заре военной карьеры.

«Иду с ротой по узкой дороге, с обеих сторон поля. Навстречу сержант, из бывалых вояк, в медсанбат направляется. Решил поучить новичка: «Эй, лейтенант, что же ты роту колонной ведешь?! Надо обязательно расчленить! Я «расчленил»: половина справа, половина слева. Движемся дальше. Тут навстречу другой сержант. И тоже учит: «Ты чё, лейтенант, людей на минах подорвать хочешь? Немедленно выстрой их в колонну и веди посередине дороги! Выстроил, повёл…С тех пор закончил две академии, а точно не могу сказать, кто из моих советчиков был прав», – смеясь, заканчивал свой рассказ Махмут Гареев.

Махмут Гареев и Владимир Путин.

Увлечение военной историей, – это по сути тоже часть его военной карьеры, благодаря чему, кстати, мы в свое время узнали о подвиге уроженца Татарстана майора Петра Гаврилова и других защитников Брестской крепости. Дело в том, что через несколько лет после войны Гареев был назначен начальником штаба полка дивизии, которая располагалась в той самой крепости, а спустя какое‑то время стал командиром этой дивизией. Бойцы, разбирая завалы из битого кирпича, стали находить оружие, а на стенах – надписи защитников. Гареев сообщил об этом в журнал «Огонек», и в Брест приехал писатель Сергей Смирнов...

Восстановление доброго имени многих джалилевцев, а также солдат 825‑го «татарского батальона» из легиона «Идель-Урал», который с оружием перешли на сторону белорусских партизан и воевали против фашистов, также стало во многом результатом изысканий военного историка Махмута Гареева. «Я рад, что мне довелось внести в это благородное дело свой посильный вклад и горжусь этим, – рассказывал генерал в одном из интервью представителю постпредства РТ в Москве. – Дело в том, что единственное показание о Моабитской тетради, о «джалилевской группе», о том, как их арестовали, казнили, было построено на рассказе бельгийского пленного. А это всегда ставилось под сомнение, тем более что сначала он говорил одно, потом другое. Конечно, это честный и хороший человек, но все в памяти не удержишь, не восстановишь. А мы с помощью немецких коллег нашли приказы гитлеровского командования об аресте, о казни. Теперь подвиг Мусы Джалиля и его соратников подтвержден документально».

Махмут Гареев и Минтимер Шаймиев.

О САНКЦИЯХ И НОВЫХ МЕТОДАХ ВОЙНЫ

«Был у нас командир 45‑го корпуса Станислав Поплавский. Так вот, однажды немцы врываются на командный пункт. Он выходит к траншее, к нему подбегает перепуганный начальник штаба корпуса: «Немцы со всех сторон!» И что Поплавский? Он берет щеточку и начинает чистить сапоги. Начальник штаба ошарашен, но к нему возвращается разум, способность реально оценить обстановку и организовать оборону… Я к тому, что иногда на войне, да и в повседневной жизни, один элемент, неожиданное решение значат намного больше, чем инструкции и жесткие приказы».

Эту история, однажды рассказанная Гареевым, думается, как нельзя лучше раскрывает особенности его мышления как военного аналитика. Автор статьи о генерале в «Красной Звезде», (вышла в 2018 году к 95‑летию Махмута Гареева), служивший еще в конце 1960‑х под его началом, напишет: он не терпел шаблона. По словам автора, «некоторые разработанные Гареевым на основе анализа боевого опыта нестандартные рекомендации войскам по совершенствованию тактики действий с учётом местных условий были успешно реализованы в ходе боёв в Восточной Пруссии и на Дальнем Востоке». А позже, в послевоенное время «по его настоянию и при его непосредственном участии в нашей дивизии была разработана и впервые опробована на практике методика боевой подготовки войск с использованием элементов программированного обучения, которая в приказном порядке внедрялась потом во всех соединениях Сухопутных войск».

Нетерпимость Махмута Гареева к шаблонам позволила сделать эту дивизию настоящей школой передового военного опыта для Вооружённых Сил СССР и армий стран Варшавского договора. Здесь проводились показательные учения, сборы с участием высшего командования Советской Армии и союзников. Больше того, некоторые книги генерала Гареева, где рассматриваются особенности вооружённого противоборства в крупномасштабных и локальных войнах современности, и сегодня используются в военных вузах. Между прочим, не только в России, но и в США, ряде других стран.

Насколько современны мысли и выводы генерала в сегодняшнем стремительно меняющемся мире? Вот выдержка из лекции президента Академии военных наук Махмута Гареева «Россия в войнах XX века»**: «На сегодня вырисовывается такая обстановка, что крупномасштабная ядерная война, к которой мы готовились несколько десятилетий назад, становится маловероятной. И вообще крупномасштабная война становится маловероятной, почему изобретены другие способы достижения политических целей: экономические санкции, дипломатическое давление, информационная война. Можно покорять одну страну за другой подрывными действиями изнутри. И не надо рисковать, ведь большая война может вызвать применение ядерного оружия. Нашли другие способы, и не последний из них – деньги, как было в Ираке, где почти всех купили. Поэтому сейчас первоочередной задачей вооруженных сил становится готовность к локальным войнам и конфликтам и, наверное, какая‑то определенная готовность к большой войне, если маленькие конфликты будут разрастаться».

Это, согласитесь, совсем не про вчера.

ЕГО ВЫСОКОТОЧНОЕ ОРУЖИЕ

В 1994 году Никита Михалков пригласил Махмута Гареева и других ветеранов на просмотр своего фильма «Утомленные солнцем-2». После просмотра генерал был раздосадован: «Мы сказали, что ничего общего с тем, что было на войне, в этой киноленте нет. Он вспылил, дескать, а разве не было такого, что курсанты бездарно погибали, что мосты свои же взрывали, когда по ним шли советские войска? Было и похуже. Но если бы война состояла только из подобных промахов мы бы к победе не пришли. А где героизм и доблесть солдат?».

Да что там художественное кино, посещение музея второй мировой войны в Ливенворте (США) на территории военно-штабного колледжа – вот что однажды повергло ветерана-фронтовика в шок. «Огромное здание – музей. Нас как‑то туда пригласили и три с половиной часа по нему водили. Ни одного слова, что Советский Союз в ней участвовал, мы не услышали, – рассказывал он корреспонденту «Труда» в 2012 году. – Там представлена техника австралийская, новозеландская – любая, только нас там нет. Когда покидали музей, я у них спросил: «А Советский-то Союз в войне участвовал?» Ну, говорят, участвовал, конечно, но это такая большая страна, на нее много места нужно, которого у нас нет. Так что у них для нас места нет и никогда не будет. Но и мы хороши: участие Австралии во Второй мировой описано в 10 томах, Японии – в 100, Америки – в 120 томах! А наше – в 12-томнике….»

Реакция Махмута Ахметовича понятна. Одна из последних книг, которую написал фронтовик и ученый Гареев, называется «Сражение на военно-историческом фронте». Эта книга о войне. О той самой, седьмой, войне, в которой боец Гареев принимал участие до последнего своего дня. Это война за правду. Против обмана и фальсификации. Против тех, кто пытается принизить значение нашей Победы.

Эту, седьмую для себя, войну Махмут Гареев и Академия военных наук, где он был бессменным президентом, вели последние десятилетия. «Сражение на военно-историческом фронте», как и многие другие его работы, – высокоточное оружие против тех, кто пытается переписать историю. У них нет никаких шансов: факты, цифры, аргументы – многое, из того, что использовал Гареев, создавая свое оружие, он не просто изучил, узнал или проверил – пережил.

Он очень хорошо знал, что за каждой цифрой – жизни тех, кто остался на полях сражений. И потому был так жесток, бескомпромиссен в спорах, когда речь шла о потерях, попытках увеличить или снизить число погибших с той или другой стороны. «Это уже не историография, не статистика, а грязная политика, – говорил он. – Некоторым людям хочется набрать как можно больше потерь, чтобы принизить Победу. Эта тема очень болезненная для нас, фронтовиков. Устраивать соревнование «кто больше придумает потерь» – это кощунство».

Он был председателем комиссии по определению потерь и был убежден: «Правду о потерях, конечно же, надо говорить. Без этого невозможно в полной мере оценить итоги войны и значение достигнутой Победы». Это во многом благодаря Гарееву была в свое время обнародована цифра: потери Советского Союза в Великой Отечественной войне составляют 26,5 миллиона человек. Но он обязательно уточнял: из них 18 миллионов – мирное население, жертвы фашистских зверств на оккупированной территории…

А еще Махмут Гареев так и не научился менять свое мнение, даже в угоду политикам. Отвечая на вопрос о роли Сталина в Великой Отечественной войне, осмелился заявить: «Убедительный ответ на этот вопрос можно получить из истории. Причем не только из истории Великой Отечественной войны. После победы в войне 1812 года так сложилось, что Россия едва ли не во всех своих войнах терпела поражения – и в Крымской войне, и в Русско-японской, и в Первой мировой войне. На мой взгляд, причина во многом состоит в том, что во главе государства, а значит, и армии все эти годы стояли не слишком грамотные руководители. Ни один народ не может не то что победить, но даже более‑менее согласованно действовать в условиях войны, если им кто‑то не будет грамотно руководить…». Гареев никогда не утверждал, что Сталин не был тираном, тем не менее за свою «вольность» получил от критиков по полной. Что. впрочем, не заставило его изменить свою позицию, как всегда подкрепленную фактами…

– Правду Великой Отечественной войны будут постигать ещё поколения и поколения учёных и писателей. И спекуляции будут рождаться всё новые и новые, по мере изменения конъюнктуры, нравов, культуры, – сказал он однажды. – Потому что эта война была самым концентрированным проявлением зла и добра во всей истории человечества…

Памятник на федеральном военном мемориальном кладбище в Мытищах на могиле генерала армии Махмута Гареева.

Он не дожил до 75‑летия Победы меньше полугода. Генерала армии Махмута Гареева проводили в последний путь в сопровождении роты почетного караула 154‑го отдельного комендантского Преображенского полка. Похоронили в Пантеоне защитников Отечества рядом с легендарным конструктором-оружейником Михаилом Калашниковым.

Остались книги, его высокоточное оружие, без которого сегодня никак. Боец Махмут Гареев продолжает сражаться.

Аскар Сабиров

Фото: tatarica.org, stuki-druki.com, stcdn.business-online.ru

 * в то время – посол СССР в Афганистане.

** Лекция была прочитана Махмутом Гареевым в 2005 году в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру»