Квест по Пастернаку

ЧИСТОПОЛЬСКИЕ БОГАТСТВА ПОЭТА

Гулять в Скарятинском саду, особенно в зной, – одно удовольствие.  А если от самых ворот пройти прямо, не сворачивая с тропинки, вас встретит Борис Леонидович. Не сам, конечно же, а его трехметровый монумент. Впрочем, лично мое внимание привлекает не он, а вековая сосна, что раскинулась за спиной у писателя. Неужели та самая, с известного черно-белого фото?

Тогда, зимой 1943 года Пастернак стоял ровно на этом месте. Чуть облокотившись на дерево, смотрел куда-то вдаль.

- Пастернак! Пастернак! – кричали ему издалека мальчишки. Смешные хулиганята думали, что «Пастернак» - это такое веселое прозвище. А он в ответ лишь улыбался и снова погружался в свои мысли. О том, что после долгожданной победы невозможно будет писать по-старому, скрывая правду. Здесь, в «милом захолустном городке на Каме», эта уверенность крепла в нем день изо дня.  Да, по признанию самого же поэта его изменили война и Шекспир. А все это – Чистополь!

«Боренька Пастернак, такой же чудный и такой же м-м-м-мекающий, окончил перевод «Ромео и Джульетты», и все прослезились — так хорошо!», - напишет писатель Константин Федин драматургу Всеволоду Иванову. К слову, Борис Леонидович в совершенстве владел всеми европейскими языками: переводил с языка не современности – 16 века! Делал это блестяще, прослыв одним из лучших специалистов страны. Когда Пастернака перестали издавать, именно переводы позволили ему выжить. «Антоний и Клеопатра», «Ромео и Дмульетта»… Это был государственный заказ. Дело в том, что готовилось открытие второго фронта, Англия должна была вступить в войну. Необходимо было выстроить с ней утраченные после революции связи. Чистовой вариант того знаменитого перевода «Ромео и Джульетты» был готов 26 февраля 1942 года. Федин услышит его в тот же вечер - в зале городского Дома учителя текст будет читать сам Пастернак. Тогда же произойдет авария на электростанции и свет погаснет. Чтение продолжится при свете двух керосиновых ламп. Все деньги, собранные за то выступление, пойдут на подарки бойцам Красной Армии.

К слову, к деньгам и собственному удобству будущий лауреат Нобелевской премии относился без фанатизма. Сотрудники музея Пастернака вспоминали, что в 1990-е годы на экскурсию в Чистополь приехал один петербуржец. Рассказал: в войну, еще ребенком, жил здесь в эвакуации.

- Пастернак был очень богатым человеком! – утверждал он. – Я помню, мы часто с ним стояли в очереди к колонке. Знаете, он всегда был так красиво одет! 

- Кажется, я сейчас вас разочарую, - улыбнулась тогда Людмила Демченко, заведующая музеем. – Дело в том, что Борис Леонидович приехал в Чистополь в одном единственном костюме. В нем ходил за водой, в нем же выступал перед писателями…

Два года, проведенные в эвакуации в этом городе, перекроят его душу, здесь он обретет внутреннюю свободу – в Москву Пастернак вернется другим человеком. А что заберет он с собой из Чистополя – кроме стихов и блистательных переводов? Самое ценное – идеи, наброски, прототипы героев своего главного романа «Доктор Живаго».

ТАМ, ГДЕ ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ

Пастернак за работой. Чистополь, 25 июня 1943 г.

18 октября 1941 года. Пастернак приезжает в Чистополь в эвакуацию – с самой последней группой писателей. Здесь его уже ждут близкие люди - супруга Зинаида и дети. Борису Леонидовичу посчастливилось снять небольшую комнатку в доме Вавиловых. Если попасть в этот дом сегодня, можно почувствовать, как в нем остановилось время.

Вот он, на улице Ленина, под номером 81. Два угловых окна на втором этаже – одно с видом на городской сад, другое  – тогда еще – «в поросший ромашками двор нарсуда, куда часто партиями водят изможденных заключенных, эвакуированных в здешнюю тюрьму из других городов, где голосят на крик, когда судят кого-нибудь из местных». Сегодня здесь музей Пастернака, где сохранились не только обстановка, но и дух того времени.

Казалось, Пастернаку повезло. Снять светлую, а главное меблированную комнатку удалось по чистой случайности. Фактически, за обещание участвовать в обеспечении хозяйства дровами. Звучит заманчиво, а на деле добыть их в то время было очень трудно. «Три дня я выгружал дрова из баржи, и сейчас сам не понимаю, как я поднимал и переносил на скользкий берег эти огромные бревна», - вспоминал те дни Пастернак. К слову, за своими блистательными переводами и сочинениями он не гнушался никакой работы. При этом тяжелый физический труд никак не омрачал его дней.

«Жил я разнообразно, но в общем прожил счастливо. Счастливо в том отношении, что (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить), насколько возможно, я старался не сгибаться перед бытовыми неожиданностями и переменами и прозимовал в привычном труде, бодрости и чистоте, отвоеванных хотя бы у крестьянского хлева, - писал он о своей чистопольской жизни. - Меня в этом отношении ничто не останавливало… Надо было, и я чистил нужники и наколол несколько саней мерзлого человеческого кала. Я тут бреюсь каждый день, и круглый день в своей выходной черной паре, точно мне все это снится, и я уже и сейчас испил это все до дна и нахожусь где-нибудь в Парк-Тауне». Вот вам и «богатый человек»!

Последняя его фотография в этом доме сделана летом 1943-го. Ее автор – Валерий Авдеев, сын того самого доктора Авдеева, который станет прототипом доктора Живаго. Спустя семьдесят с лишним лет в этой комнате почти все так же. На столе – те самые – чернильница и перо. На стенах «примостились» все те же ласточки.

Первоначально на месте потертой кушетки стояла еще одна кровать – для жены Пастернака. Но Зинаида Николаевна предпочтет жить там, где работает – в интернате Литфонда ей с детьми уютнее и сытнее. Лидия, дочь хозяина квартиры, вспоминала, что когда к Борису Леонидовичу приходили гости, они почему-то не садились на кровать, а толпились рядом. Ей это было странно, ведь можно и на кровати пристроиться, но нет, московская интеллигенция держала планку. Так появилась кушетка.

Сам же Пастернак любил коротать темные зимние вечера у самовара на кухне. За общением с хозяином квартиры Василием Вавиловым складывалось его личное впечатление о гражданской войне. Пастернака интересовали подробности партизанского быта, а Вавилов в молодости воевал на стороне красных. Более того,  одно время он даже находился в отряде легендарного партизанского вожака Иннокентия Кожевникова, который и стал прототипом Ливерия Микулицына. Впечатления от этих вечерних разговоров мы можем найти на страницах романа «Доктор Живаго», в котором главный герой невольно попадает в партизанский отряд.

Жена Вавилова эти разговоры не приветствовала. Особенно те, что касались белого генерала Молчанова. «Вдруг, донесет?», - каждый раз шептала она мужу. Но Василий Андреевич на это неизменно отвечал: «Я вижу – передо мной порядочный человек».

Кстати, страх перед доносами этот дом наполнит еще не раз. А однажды коснется и самого Пастернака. Дело в том, что именно здесь Борис Леонидович напишет свою «современную реалистическую пьесу» «Этот свет». Напишет «свободно, как стихи, и совершенно для себя». Но свет «Этот свет» так и не увидит. Рукопись отправится в печь под увещевания Зинаиды Николаевны. Случится это после визита секретаря Союза писателей СССР, «генерала от литературы» Александра Фадеева.

Тот приедет в Чистополь навестить родных, а заодно и  «обход» писателей в тылу сделать. Зайдет он и к Борису Леонидовичу. По такому случаю Зинаида Александровна отпросится с работы – чтобы лично приветствовать дорогого гостя. Вот тогда-то, за чашкой ее фирменного чая из сушеной моркови, ягод и плодов шиповника, Фадеев скажет: «Не те пьесы, Борис, ты выбираешь! А если кто узнает и доложит, куда следует?!».

Как только дверь за ним закроется, Зинаида Пастернак кинется к мужу с мольбами избавиться от скандального сочинения. И он избавится, но непременно вспомнит о нем, когда начнет работу над «Доктором Живаго».

«И В ДНИ АВДЕЕВСКИХ САЛОНОВ»

Дом номер 76 по улице Карла Маркса. Сегодня он пустует, расселен, но, к счастью, надежно законсервирован для дальнейшей реставрации. Словно синий неповоротливый кит с грустными глазами тусклых окон… Ах, какая здесь кипела творческая жизнь! Да, в те самые страшные военные годы.  

    Д. Авдеев
       Дом Авдеева

«В дни сборищ писатели там подкармливались пирогами и овощами. Но, конечно, не только возможность хорошо поесть привлекала к Авдееву. Всех тянуло в их дом как в культурный центр. Там читали стихи, спорили, говорили о литературе, об искусстве. Бывая там, мне иногда казалось, что это не Чистополь, а Москва», - вспоминала этот дом Зинаида Пастернак. Авдеевы, что проживали здесь тогда, были людьми высокой культуры и смогли расположить к себе всю писательскую братию, находившуюся в городке на Каме в эвакуации. Одни называли их дом филиалом московского клуба писателей, другие литературным салоном, третьи - «почти клубом».

А вот уже строки самого Пастернака:

«Я вспомню длинный стол и залу,

Где в мягких креслах у конца

Таланты братьев завершала

Усмешка умного отца.

И дни авдеевских салонов,

Где, лучшие среди живых,

Читали Федин и Леонов,

Тренев, Асеев, Петровых».

Бориса Леонидовича, как и других, тянуло в этот дом, где дыхание войны ощущалось менее всего. На долгие годы он сохранит дружбу с одним из братьев, Валерием, – ученым-биологом, и его отцом Дмитрием Дмитриевичем – известным чистопольским врачом. Более того, Пастернак соединит их образы в герое своего главного романа – Юрии Живаго.

- Дмитрий Дмитриевич был не просто уездным доктором, слава о нем дошла и до Казани, - рассказывает старший научный сотрудник музея Рафаил Хисамов. – Его отец, купец второй гильдии, выбор сына не одобрял, поэтому свою карьеру Авдеев начал не в родном Чистополе, а в селе Изгары. Там организовал первую в чистопольском районе большую больницу. Клиника эта проработала вплоть до 90-х годов, а потом ее закрыли. Оптимизация!

Именно примеру Дмитрия Дмитриевича – истинного врача, который лечил, не разбирая: и белых, и красных – последует Юрий Живаго. «Не троньте, он для нас, как святой!», - в свое время заступились за Авдеева люди, когда его за такую политическую «неразборчивость» белые чуть к стенке не поставили. Впрочем, с красными у доктора случились такие же проблемы – чудом не расстреляли. Поговаривают, спас от пули врача высокого чина нквдшник, которого Авдеев вылечил от сифилиса.

- Перебирая окружение Бориса Леонидовича, можно найти писателей, актеров, музыкантов, художников, но не врачей, - рассказывает Людмила Демченко. – Пастернак был достаточно здоровым человеком. Единственное тесное общение с представителями этой профессии у него было только здесь, в Чистополе.

Над своим романом Пастернак будет работать десять лет. Известно, что очень долго он никак не мог придумать ему название. Пока… не получил письма от Дмитрия Авдеева. И вот взгляд  Бориса Леонидовича упирается в подпись: «искренне расположенный к вам, доктор Авдеев», и, озаренный догадкой, он размашисто выводит: «Доктор Живаго».

Н. Асеев, И. Сельвинский, Б. Пастернак. Чистополь, 1942 г.

ОДНАЖДЫ, ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ…

Тот старый купеческий дом сохранился. Сегодня в нём расположилась Центральная библиотека Чистополя.

Здание интерната Литфонда, ул. Ленина, 1947 г. 

Февральским вечером 1943-го Чистополь погрузился во тьму – во всем городе погас свет. Конечно, в  военное время это редкостью не было. Но все же тот вечер был удивительным и запомнился многим. Обитатели интерната Литфонда – его сотрудники и дети писателей, ушедших на фронт - собрались в холле за роялем. Все слушали музыку, а затем актриса Людмила Кайранская стала читать «Анну Каренину». В этот момент, с мороза и метели, зашел Пастернак.

- Дома, как и везде, нет света, - сказал он, дослушав и поцеловав руку Кайранской. - Керосин в лампе кончился, свеча догорела. Пришел спросить у Зинаиды Николаевны, нет ли у нее в запасе какого-либо источника света.

Его тут же стали просить почитать. Но Пастернак смущенно улыбнулся и сказал, что своих стихов не заучивает. Хотя… есть одно – набросал только что, пока догорала свеча. И достал из кармана исписанный лист. Те самые строки! «Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…».

- Все замерли – в этих двенадцати коротких строчках уместилось всё, что было в этот момент вокруг нас! – будет потом вспоминать дочь известного писателя-переводчика Изабелла Шамбадал. - Прошли годы. Я, наконец, прочитала «Доктора Живаго», и тот вечер встал в памяти во всех подробностях…

Знаменитую «Зимнюю ночь» Пастернак подарит не только доктору Живаго, но и Ольге Ивинской. Последняя любовь поэта будет утверждать, что эти строчки были написаны и посвящены ей после войны. Однако свидетели того вечера уверены, что хоть под «Зимней ночью» и стоит дата 1946 год, зародилась она ещё без названия и без последующих пяти строф зимой, в Чистополе…   

Тот старый купеческий дом, где произошло данное событие, сохранился.  Время его почти не изменило. Сегодня в нем расположилась Центральная библиотека Чистополя. Стоит ли в ее холле тот самый рояль, за которым частенько восседал будущий знаменитый пианист Станислав Нейгауз, пасынок Пастернака, и рядом с которым, собственно, и произошла премьера знаменитых стихов? Не знаю. Но, если вы пойдете по этому маршруту пастернаковского гения, непременно, проверьте…
Ольга Туманская