Хирург от Бога

Бывает так, что хирург – последний воин, вступающий в битву с недугом тогда, когда все остальные уже сложили оружие. Михаил Рокицкий, отстоявший здоровую, благополучную жизнь для нескольких поколений татарстанцев, в год своего 85‑летия стал кавалером ордена «За заслуги перед Республикой Татарстан».
Михаил Рокицкий – доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент РАЕН. Первый заведующий кафедрой Казанского медицинского института. Основатель Казанской школы детских хирургов. Народный депутат РФ, депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ третьего и четвёртого созывов.
ХИРУРГ ПО НАСЛЕДСТВУ
Пожалуй, моя профессиональная судьба была предопределена: я родился в 1931 году в семье по­томственных медиков-профессоров. И мой отчим (в русском языке нет слова, которым можно было бы описать моё трепетное отношение к этому за­мечательному человеку) – тоже хирург-профессор, сразу после начала войны был вызван на кафедру Астраханского мединститута. Мы уехали из Ленин­града до начала блокады, это спасло нам жизнь.
В Астрахани я впервые увидел смерть. Мы с маль­чишками забрались на крышу, чтобы тушить «зажи­галки», которые сбрасывали немецкие самолёты. Одному в голову попал осколок зенитного снаряда. Он умер на месте.
ВНАЧАЛЕ БЫЛ ОБМОРОК
На втором курсе медуниверситета я понял, что хочу быть хирургом. Первый опыт был довольно познавательным: отчим позвал меня присутствовать на операции. Всё шло прекрасно, но, когда он на­чал молоточком долбить череп пациента, я упал в обморок. Надо мной смеялась вся моя семья. И я начал ходить на дежурства в городскую больницу. Сначала хирурги предложили мне поспать на кушет­ке. Потом – помыть пол. Наконец мне разрешили ассистировать и лупили меня пинцетом по пальцам, когда я лез не туда.
Я окончил институт с красным дипломом. Моим вторым страстным увлечением были и остаются стихи, в основном сатирические. В институте мы с Гешей Грачёвым, из которого тоже получился хи­рург, вели конферанс, ставили юмористические миниатюры. Например, по поводу отсутствия воды в нашем общежитии на одном из новогодних вече­ров мы исполнили такое:
Но мы надеемся, что в этот новый год
На каждом этаже весомо, грубо, зримо
В быт общежития войдёт водопровод,
Сработанный ещё рабами Рима.

В СРАЖЕНИЯХ ЗА ЖИЗНЬ
Я убеждён, что у каждого человека в жизни есть свой большой учитель. Моалим, говорят на Востоке. Для меня таким человеком стал профессор Сер­гей Леонидович Либов. Он во многом определил мой профессиональный путь, объяснил мне своей работой, каким должен быть хирург, как он должен изучать литературу, оперировать, анализировать свои и чужие ошибки. Вместе с Либовым в начале 60‑х я отправился в Минск, где семь лет проработал на созданной им кафедре детской торакальной хирургии.
В те годы мир буквально содрогался от опасной инфекционной болезни – стафилококкового нагное­ния лёгких. Болезнь поражала малышей, развивалась стремительно. Гной разъедал ткань лёгкого, откры­валось кровотечение. Затем – смерть. Летальность среди новорождённых доходила до 90%. Причина была в слабых отечественных антибиотиках: они не только не справлялись с инфекцией, но подавляли здоровую микрофлору организма, давая стафилококку развернуться вовсю. Занимаясь этой темой, я набрал материал для докторской работы по экономной ре­зекции лёгких у детей.
К тому моменту отношения с белорусским минздравом у Либова и у меня были по многим причинам испорчены, и я отправился в министерство в Москву, где мне предложили возглавить кафедру детской хирургии (тогда их только начали открывать) – в Тю­мени, Ярославле, Казани или Свердловске. Я выбрал Казань. И ни разу не пожалел.
ОПЕРИРОВАТЬ НА ВЫСОТЕ
Но в 1967 году всё ещё только начиналось. В Каза­ни специальной детской хирургии не было вообще, и местные хирурги с восторгом восприняли перемены: наконец-то приехал идиот, который возьмёт на себя всех этих «полостных» детей. Первым я поставил во­прос о неотложной детской хирургии, и к нам потоком стали везти детей с прорывами гнойников лёгких.
Первыми в мире мы начали оперировать стафило­кокковую деструкцию на высоте воспаления, не дожи­даясь, как везде, стабилизации процесса, и снизили смертность на четверть. Совместно с москвичами разработали несколько методов склеивания полости, оставшейся после воспаления. Вместе с коллегами я написал две книги по стафилококковой деструкции, выступил на двенадцати международных конгрессах.
Я убедился: когда человек хочет работать, к нему идут люди, которые тоже хотят работать и чему‑то учиться. У нас в субординатуре были два грузинских парня. После окончания института они поехали в Ле­ниногорск, открыли там детскую хирургию и полгода работали, что называется, за красивые глаза, потому что не было таких ставок. Но был энтузиазм. Приятно это вспоминать.
В то время в Казани был создан межреспубликан­ский центр детской хирургии для пяти республик. Мы выезжали туда, мы ездили по Татарстану, о нас узнали в Союзе и за рубежом. Много внимания уде­лялось «воспитанию» врача, организации работы детской хирургической службы. Отголоски слышны и сегодня – недавно моему ученику Владимиру Под­каменеву вручили уже вторую премию «Призвание». Его сын – главный детский хирург России. То есть кое‑что осталось. Но многое утрачено. Положение здравоохранения в России – адское, и я счастлив, что не работаю сейчас.
КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ТОННЕЛЬ
Жизнь сводила меня с самыми разными инте­ресными, выдающимися людьми. В 80‑х завязалась моя дружба с писателем Юрием Нагибиным. Он был очень тонким, умным, с замечательным чувством юмора. Мы, конечно же, говорили с ним о будущем. Разочаровавшись в перестройке, он однажды ска­зал: «У нас не та ситуация, что мы пройдём тоннель и в конце нас ждёт свет. В конце тоннеля будет тьма, и она долго не рассеется. Россию ждут большая кровь и страдания, но она войдёт в число великих держав мира». Парадоксально, что и сегодня, почти 20 лет спустя, эта его фраза всё ещё актуальна.
В конце 90‑х я оказался на распутье. Стафилокок­ковая деструкция была побеждена. Мне бы хотелось сказать, что нашими силами, но это не так – эволюция медицины её победила. Начинать новую тему мне не хотелось. Я много времени проводил в ДРКБ, которую вот‑вот должны были достроить. Собирался там рабо­тать и потому пилил мозги строителям. Периодически туда наезжал Минтимер Шаймиев. Он шутил, что ви­дит меня чаще, чем своих министров, – я пользовался случаями и просил денег на хирургическое отделение. Видя такое моё рвение, Минтимер Шарипович пред­ложил мне пойти в российскую Думу.
В Думе было много интересного, но я очень быстро разочаровался и понял, что ничего большого я там не сделаю. Правда, получалось периодически выби­вать деньги для Татарстана.
Но и там нашлось дело, которым я горжусь. В 2005 году министром здравоохранения был Ми­хаил Зурабов, человек, далёкий от здравоохранения, но при этом поборник всевозможной оптимизации. К тому моменту он, как будто в целях экономии, уже объединил министерства социального развития и здравоохранения. И решил пойти дальше. Мол, болезни одинаковые у детей и взрослых, и нечего педиатрию выделять в отдельное направление, а уж детскую хирургию – и подавно. Хотел превратить педиатров во врачей общего профиля, «общего поль­зования», как тогда шутили. Тут мы вместе с Лёней Рошалем и академиком Александром Барановым встряли, выступили на пленарном заседании Думы. Был резонанс. Нас услышали. Не удалось Зурабову уничтожить детское здравоохранение.
СЧАСТЬЕ СЧАСТЬЕВОЙ И НЕ ТОЛЬКО
Но, конечно, я больше сделал в хирургии, чем в по­литике. Это ложь, что хирурги привыкают к смерти. Не привыкают, особенно если это смерть ребёнка. Было такое: привезли цыганского мальчика с аппен­дицитом в стадии перитонита. Мы сделали что смогли, но было поздно, спасти не удалось. Мы с хирургом, который его оперировал, шли из морга, к нам подбе­жали родственники ребёнка с криками: «Зарезали! Зарезали!» Я мог бы их спросить, конечно, почему они обратились только на девятый день, но не стал. У них – горе...
Но есть и радостные случаи, которые помнишь всю жизнь. Однажды нам привезли 12-летнюю де­вочку, Лену Счастьеву, со стафилококковой инфек­цией. Мы долго её лечили, ничего не помогало. Мама её смирилась, говорила: как будет, так будет. Наконец, я позвонил в Москву, договорился, и нам привезли американский антибиотик. Спасли мы Лену. А много лет спустя, когда я уже был депутатом, мне пришло письмо с фотографией, на которой она и пять её детей! Такие случаи стоят множества напряжённых часов работы, бессонных дежурств, стоят того, чтобы всё‑та­ки выбирать такую тяжёлую сегодня, неблагодарную, но неизменно благородную профессию врача.
Орденом «За заслуги перед Республикой Татарстан» награждаются за выдающиеся заслуги в развитии государственности РТ, обеспечении прав и свобод граждан, развитии экономики, культу­ры, науки, образо­вания, здравоох­ранения, искусства и спорта, а также за проявленные отвагу и мужество при охране обще­ственного порядка. Знак ордена вы­полнен из серебра 925-й пробы